За час до рассвета

Гулко прозвучал голос Маслова:

— Доверьте мне! Мне легче, чем кому-либо, завоевать там доверие, можно сказать, на кордоне я свой человек, бывать приходилось: с дедом по горам лазил, тропинки знаю. Железнодорожный переезд мне тоже знаком, сторожа издали видел. И потом, мой долг… Поверьте, я должен, обязан…

Он осекся. Но присутствующие и так поняли, что Маслов собирался сказать: дескать, раз подозрение пало на его дядю, то он должен или оправдать его, или уничтожить, как врага.

— И пропуск сумею достать через Клавку Лунину. Скажу, что еду родственника навестить, подарок пообещаю. Мне она не откажет.. И от работы увильну, Ирина верному способу обучила, как освобождение по болезни получить. Прошу вас, Максим Максимович, очень прошу?

Максим Максимович, разглаживая усы, обвел ребят вопрошающим взглядом:

— Что вы на это скажете?

— Маслову мы доверяем, — ответил Метелин. — Задание ему по плечу!

Ружа все это время не спускала глаз с Максима Максимовича. Теперь подняв, как школьница, руку, спросила:

— Можно мне?

Повернувшись к ней всем корпусом, Максим Максимович проговорил:

— Слушаем тебя, товарищ!

Девушка заторопилась:

— Мне в голову пришла неожиданная мысль: зачем это в те места Энно Рейнхельт зачастил? Предатели, провокаторы — ведь это по его части. А нет ли тут какой-то связи?

— Говори, дочурка, что тебе известно.

— Вчера опять меня с собой приглашал в Спокойный Брод. Есть там такой поселок. В скором времени обещает прогулку по Сухуми.

— Да, Ружа, Спокойный Брод недалеко от кордона, — проговорил Юрий. — Ну, а ты согласилась?

— Нет, отказалась.

Максим Максимович закряхтел, замком сцепил пальцы рук.

— Насчет прогулки по Сухуми пусть повременит, — сказал он, — а от поездки в поселок отказалась напрасно. Если передумаешь, помощником товарищу Маслову станешь.

— Поеду. Обязательно поеду.

Подойдя к Руже, Максим Максимович взял ее за руку, заглянул в глаза и тихо заговорил:

— Заранее прошу извинения за бестактный вопрос.

— Я отвечу на любой ваш вопрос, — с готовностью проговорила цыганка.

— Понимаете, нам нужно знать, в какое время Рейнхельт в гости к вам приезжает? — понизив голос, спросил он.

— Когда как. Сегодня в одиннадцать вечера обещал. Обычно он аккуратен. Путь его лежит мимо развалин гастронома. Ко мне ездит один, без охраны, тут же до определенного часа отпускает машину.

— Спасибо, доченька, — поблагодарил Максим Максимович. — Сегодня мы его встретим! — со значением добавил он.

ЗАСАДА

Энно Рейнхельт торопился. Генерал Вольферц звал к себе, а он не любит повторять приказы. Тонкие губы гауптштурмфюрера тронула самодовольная улыбка: старик, застрявший в каменных глыбах, явно нуждается в нем! А Рейнхельта связывают заложники. Не оправдали они его надежд. Сколько ни допрашивали, ничего вразумительного: молчат или околесицу плетут. Он не может больше терять время. Покидая овощехранилище, распорядился:

— Сегодня же переселить[8]. Всех! До единого. Мы сдержим обещание.

Ночь была по-южному темной. Мерцали лишь грустные звезды. Рейнхельт запретил включать фары. В него тоже вселился страх перед «небесными дьяволами». Летают эти русские черт знает на чем — на фанерных «кукурузниках». К тому же за штурвалами их сидят женщины — невообразимо! «Кукурузники» беззвучно парят над самыми крышами домов, укладывают бомбы в точно намеченные цели. Исчезают неуязвимыми, как и появляются.

Перед «небесными дьяволами» немцев обуял суеверный животный страх. Что ни ночь — не спят, ждут: на кого сегодня обрушатся бомбы — поди узнай!

В Приазовске по-прежнему неспокойно. Вольферцу хорошо, посчастливилось: он прорвал оборону красных в Южном направлении, продвинулся в предгорья. На Севере — неустойка, нет молниеносности, большевики показывают крепкие зубы, не дают войскам фюрера вырваться на оперативный простор, безраздельно овладеть излучиной Дона и Волги.

Душу Рейнхельта гложут многие заботы. Он стал раздражителен. В столовой, к примеру, готов отплевываться от того, что подают. В обед — гороховый суп с консервами, на второе — пудинг, облитый фруктовым соком, или суррогатный кисель. Вечером — маргарин, плавленый сыр или пятьдесят граммов португальских сардин. Раз в месяц причитается дополнительный паек, получивший название «маркитантские товары». Но и он снизведен до нищенского: полбутылки вермута, бутылка шнапса, пять пачек сигарет, две плитки соевого шоколада.

Правда, предписывается «улучшить питание за счет использования местных ресурсов». Но операция «цап-царап», как ее стали называть, мало что приносит: население обобрано до нитки, земля зарастает осотом, полынью, чертополохом. Ох, и лодыри эти русские!

Завтра Рейнхельт с радостью покинет богом проклятый Приазовск. Впереди его ждут горы Кавказа — охота на зубров, коз, кабанов, шашлыки, лаваши, дивная форель — царская рыба. Его ждет заслуженный отдых, разнообразная восточная кухня.