За час до рассвета

Но вдруг Сидоров обескуражил Метелина неожиданным предложением:

— Есть мнение отозвать тебя из Приазовска. Навоевался вволюшку. Фрицам добрую память о себе оставил. И замену воспитал верную — Полякова, Маслова. Есть кому возглавлять подпольный комитет комсомола.

«Ага, вот почему Максим Максимович именно меня направил сюда», — подумал Семен и в упор спросил:

— Вы боитесь моего провала?

— Просто в партизанском отряде для тебя есть важное дело: будешь осуществлять связь со всеми подпольными группами и комитетами районов и городов. Опыт у тебя накоплен, сноровка имеется.

— Так зачем тогда меня отзываете, если у меня опыт?

— Тебе нужно отдохнуть.

— Владимир Владимирович, вам ли это предлагать! О каком отдыхе сейчас может идти речь! — воскликнул Метелин. — Нет, нет, вы не хотите со мной говорить начистоту. Я догадываюсь, почему вы меня отзываете: думаете, что после ареста Трубниковых перестану быть осмотрительным, наделаю глупостей. Так?

— Нет же! — с досадой возразил Сидоров. — Как ты не поймешь, что над тобой, сильнее чем над кем-нибудь из нас, нависла суровая опасность.

— Почему именно надо мной? — недоумевал Метелин. — А Ружу немцы пощадят? Полякова, Маслова, всем другим нашим подпольщикам разве не угрожает такая же, как и мне, опасность?

— Да, конечно, опасность угрожает им, — согласился Сидоров, — но ты у врагов в фокусе. Они тебя ищут. Из всех подпольщиков ты им в первую очередь нужен. Вчера Максим Максимович нам передал последние новости. Фашисты приняли против тебя новый поход. В газете опубликовали портрет Ивана Бугрова, за выдачу которого обещана огромная сумма.

— Бугрова? — удивился Семен. — Такого портрета в природе не существует.

— Существует, да к тому же, как утверждает Максим Максимович, Бугров сильно похож на Метелина.

— Как же это могло случиться? — поразился Семен.

— Очень просто. Немцы взяли твою старую фотографию, которую Клавдия Лунина выкрала из альбома Трубниковых, потом расспросили, как выглядел Иван Бугров. Вот тебе и готов портрет.

— По такому портрету меня не найдут. Бороду сбрею, другие усы заведу. По паспорту я теперь никто иной, как столяр мебельной фабрики Филиппов Иван Мартынович.

— Положение серьезнее, чем ты себе представляешь, — произнес Сидоров. — Я как ни прикидывал, а пришел к одному выводу: для тебя, товарищ Метелин, Приазовск пока закрыт наглухо.

— Отступить! — воскликнул Метелин. — Никогда!

К столу с шипящим на сковороде картофелем подошел хозяин домика, старый бакенщик.

— Вот и ужин готов, — сказал он. — Угощайтесь.

— Упрямый ты, Сема… Хорошо. Мы к этому разговору еще вернемся. — И перешел на другое: — А почему Максим Максимович не направляет к нам Костю Трубникова?

— Горком комсомола принял решение активизировать диверсии на железной дороге. Начнем, так сказать, «рельсовую войну». Оборудовали мастерскую по изготовлению мин. Теперь Костя — отличный минный мастер, целиком поглощен этим делом.

— А где живет Трубников?

— У одной старушки, там же у него и мастерская. Был у нее единственный сын, да погиб на границе в первые дни войны. Костю она сынком называет.

— С арестованными удалось установить связь?

— Еще нет…

Они долго молчали. За стеной шумел ветер, в окно монотонно стучал дождь.

— Семьей Трубниковых, их судьбой, — проговорил Сидоров, — обеспокоены штаб отряда и обком партии… Большое горе постигло лично тебя, Семен Степанович. Мы теряем друзей, ты — любимого человека…

Семен опустил голову: «А что сейчас с Ириной? Каково-то ей?»

Желая отвлечь Метелина, Владимир Владимирович заговорил о другом:

— С «гостинцем» у нас осечка вышла.

— Что вы сказали? — Семен поднял голову. — Какая такая осечка? Мне сказали: сигара фирменная. Немцы народ точный…

— Мы сразу не разобрались. Наши ребята подорвали очередной фашистский эшелон. В сохранившемся вагоне обнаружили мину. Трофей задумали приспособить для твоей экскурсии. Не получается: мина не держится на плаву — тонет. Немцы готовили ее для диверсий на море, там вода плотнее, а речная ее не держит.

— Что же будем делать?

— Вот, — Сидоров кивнул в сторону бакенщика, — Роман Иванович подсказывает выход. Из пустых канистр порекомендовал устроить понтон. Утром хлопцы доставят канистры. А сейчас давай спать — завтра предстоит хлопотливый день.

— Охота поговорить… Давно не виделись…

Сидоров подошел к Семену, как тогда в горкоме партии, мягко опустил ладонь на плечо:

— Я прямо из обкома, полтораста километров по грязи прошлепал. Важное совещание было.

— Извините, Владимир Владимирович, вам, конечно, отдохнуть надо. Вы ложитесь, а я, скорее всего, не усну…

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ИРИНА

В ночь, когда Метелин находился в доме бакенщика, Ирину повели на допрос. Предвидя, что от такой девушки, как Трубникова, допытаться, где скрывается жених, — пустая трата времени, гауптштурмфюрер передал ее главному вахмистру, тем более, что Василий сломлен, согласился дать показания. Правда, с перепугу при допросе матери потерял сознание, пока нечленораздельно мычит, но скоро заговорит, откроется.

Рейнхельт не ошибся. Ирина спокойно вошла в кабинет.