За час до рассвета

— К нам на хутор вчера пришли двенадцать красноармейцев. Говорят, отстали от части. Мы накормили их и не знаем, что делать с ними дальше. Вот я и решил к тебе бежать…

— Они с оружием?

— Все с винтовками.

— Погоди, я оденусь.

Через час Азончик с Францем Святохой были уже на хуторе. Встретившись с красноармейцами, Александр сначала узнал, при каких обстоятельствах они попали в окружение, поинтересовался, в каких селах есть немцы, как охраняется железная дорога Молодечно — Крулевщина. Убедившись, что это не дезертиры, а бойцы, действительно попавшие в окружение и готовые в любую минуту сражаться, Азончик предложил им вступить в партизанский отряд.

— Можете, товарищи, смело полагаться на нас, — заявил один из них, Федор Волгин. — Я ручаюсь за своих товарищей. Мы хотели продвигаться к фронту, но, думаю, что разумнее будет остаться и действовать здесь, в тылу врага.

С этим согласились все красноармейцы.

Отряд с каждым днем увеличивался, но люди пока находились в подполье. Азончик понимал, что пришло время переходить на нелегальное положение. Выбрали место для базирования отряда, и было приказано всему личному составу собраться в ночь на 10 августа 1941 года в лесу, недалеко от реки Вилии. В два часа ночи семьдесят партизан с оружием в руках были в указанном месте. Этот момент положил начало открытым боевым действиям партизанского отряда, которым командовал Александр Азончик.

В те дни гитлеровцы в оккупированных районах в спешном порядке стали устанавливать в больших селениях различного рода управы и комендатуры. Из Польши и Германии привозили отпрысков бывших помещиков разных мастей, те привлекали к сотрудничеству с немцами предателей родины.

Азончик разделил отряд на мелкие группы и решил провести тщательную разведку района. Надо было установить, где размещались немецкие гарнизоны, кто стал предателем и пошел служить к оккупантам, где гитлеровцы организовали комендатуру, где управу.

Александр решил пойти в разведку в большое село Костеневичи. До него дошли слухи, что в этом селе служит в полиции его знакомый Франц Городничий. При Советской власти он даже был активистом. И вдруг — в полицию! Как-то не укладывалось это в голове.

Конечно, Городничий решительно ничего не знал о делах Азончика и когда встретил Александра на улице Костеневичей, то смело сказал ему по-польски:

— День добрый, пан Азончик.

— А, Франц! Здравствуй, здравствуй!

— Ты уже, Саша, забыл говорить по-польски?

— Ты же знаешь, Франц, я белорус.

— Знаю, знаю… В полицию пойдешь к нам служить?

— Что ты, Франц! Я дома столярничаю. Работы хватает.

Франц хитро улыбнулся.

— Может, ты против теперешней власти? А? Ты же активист… Так я тебе не советую, смотри…

— Так ты, Франц, тоже был активистом…

— Я был для отвода глаз. Сейчас моему отцу вернули мельницу, надел земли. Вот это власть!..

— Спасибо, Франц, за предложение. Но у меня здоровье не ахти какое. Я уж лучше по плотницкой или по другой какой части работать буду, — не задумываясь, ответил Азончик.

— Ну ладно, иди… Хотя надо было бы тебя в одно место отправить. Но это мы всегда успеем, — уже вслед бросил Франц.

«Ух, гад, подонок, шкура продажная! — так и кипел Александр. — Подожди, мы еще доберемся до тебя!»

Вернувшись в лагерь, Азончик на следующее утро собрал партизан. Были выставлены заставы, говорили вполголоса. Каждый доложил командиру отряда о выполнении задания, сообщил результаты разведки. Некоторые сообщения были весьма огорчительными: в двух селах гитлеровцы повесили семь комсомольцев и коммунистов.

— Жаль товарищей. Может, это и наше упущение. Сейчас нужно ни днем ни ночью не давать покоя проклятым фашистам, — сказал в заключение Азончик.

«Ни днем ни ночью не давать покоя фашистам», — как клятву повторили слова Александра партизаны.

Из леса на поляну вышел часовой, а за ним, тяжело передвигаясь на костылях, отец Александра — Семен Кондратьевич.

— Вы уж простите меня, старика, что потревожил вас, — оправдывался он. — Я тут кое-что принес вам. — И он вытащил из мешка две косы.

— Ну и дед! Вот спасибо, удружил. Мы с таким оружием Гитлера до самого Берлина гнать будем! — пошутил партизан Андрей Мулатов.

— А вы не смейтесь. Ежели в хорошие руки, так и с ними многое сделать можно. В гражданскую танков и самолетов не было. Врукопашную дрались, штыками да саблями. А тут всё тебе; хошь так ударь, хошь секи, а то и вместо штыка пригодится. Эх, кабы мне побольше сил, я бы показал вам, как этим орудовать.

— Ладно, отец, присядь да послушай. Мы задания распределять будем. Может, что подскажешь, — сказал Александр. — А за подарок большое спасибо. Косы нам тоже пригодятся… Николай, — обратился Азончик к брату, — ты подсчитал, сколько у нас всего оружия?

— Двадцать шесть винтовок, три автомата, одно охотничье ружье, два винтовочных обреза, семь гранат, семь штыков, три сабли, два тесака, два кинжала, пять обыкновенных топоров, черкесский кинжал и вот… две косы.

— Маловато, конечно, но это уже кое-что, — подбодрил товарищей Азончик.

Первые боевые операции