За час до рассвета. Время сорвать маски

В конце концов мы отправляемся в кафе, где болтаем и едим – а Эвелин еще и пьет – до самого вечера.

– Я сегодня разговаривала с Чарльзом Мейнардом, – говорит она, отламывая ложечкой кусочек чизкейка, заказанного на десерт. – Так и не смогла вытянуть из него, почему он до сих пор в Мюнхене. Но он упомянул, что София опять пропала. – Эвелин в отчаянии качает головой. – Клянусь, для меня остается загадкой, как Дэмиен до сих пор не потерял терпение.

– Она всегда была такой?

– Ага. Мозги-то у нее на месте. Вообще, она во многом тебя напоминает. Вот только стержня нет, с проблемами справляться совершенно не умеет. Ей легче убежать, чем бороться.

Я медленно качаю головой. Стержень? Бороться? Да за кого Эвелин меня принимает?

– Вот только не надо сейчас отнекиваться. – Эвелин пронзает меня уверенным взглядом.

Я скептически хмыкаю, а она продолжает:

– Ты по натуре боец, и мы обе это знаем. И это круто, что ты боец. Потому что с нашим мальчиком никто и недели бы не протянул.

При этих словах я не могу сдержать улыбку. Ведь если подумать, она права. Да, у меня были трудности, но ведь я с ними боролась – и почти всегда побеждала.

– Я знаю, как все будет, когда София наконец объявится. Дэмиен тут же вылетит в Лондон, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, и определит ее в очередную лечебницу. А пресса начнет писать, что Дэмиен хочет избавиться от Софии, чтобы освободить место для тебя. Или наоборот.

– Избавиться? Так ведь они не встречаются. Дэмиен сказал, что в последний раз это было еще в юности.

– Разве журналюг когда-нибудь волновала правда? Всякий раз, как их видели вместе, лондонские газеты чуть ли не женили их. А теперь, когда появилась ты, будет еще интереснее.

– Да уж, интереснее некуда, – сухо отмечаю я.

– Не можешь повлиять на что-либо – научись получать удовольствие, – отвечает Эвелин. И, должна признать, совет стоящий.

– Кстати, о сплетнях, – продолжает она. – Поговаривают, что я собираюсь снова вернуться в агенты.

– Правда?

– Ха! – Она издает что-то среднее между смешком и хрюканьем. – Моя бывшая фирма атакует меня со всех сторон, стараясь вернуть. И знаешь что? Все возможно. Может, если они хорошенько попросят, я в конце концов и передумаю. Но сейчас я просто забавляюсь, глядя, как они суетятся и рассказывают о потенциальных проектах. Вот как твой, – добавляет она с ехидной ухмылкой.

– Мой? А что мой?

– Видела бы ты свое лицо, Техас! Многие продюсеры только и мечтают затащить тебя на реалити-шоу. И по меньшей мере штук шесть компаний хотят привлечь тебя для рекламы своей продукции. Хочешь рекламировать косметику? Могу устроить, – в подтверждение своих слов она щелкает пальцами.

Я лишь качаю головой.

– Если им просто нужно красивое лицо, скажи, пусть попробуют Джеми. В жизни я гораздо лучше, чем на пленке, а вот Джеми создана для телекамер.

– Хорошая мысль, – кивает Эвелин.

* * *

Голова моя уже гудит от кофеина и разговоров, когда наконец мы расстаемся и я возвращаюсь в офис, а Эвелин – в Малибу. Я изучаю портфолио Блейна, которое она мне оставила, и набрасываю идеи для мобильного приложения. Мне хочется сделать его как можно более функциональным, чтобы это была не просто портативная витрина. Я так увлечена процессом, что не замечаю, как бежит время, и прихожу в себя лишь после звонка секретаря, сообщающего, что внизу меня ждет мисс Рейнар.

– Хорошо, пусть проходит.

Я приветствую Жизель улыбкой в стиле «Ники-бизнесвумен». Еще один плюс моего ужасного детства – я отлично умею скрывать эмоции за множеством тщательно выверенных улыбок. Поэтому она наверняка не замечает моей настороженности или крошечных ростков ревности, готовых вот-вот показаться, стоит ей сказать что-то не то. На самом деле, мне вовсе не хочется быть подозрительной или ревнивой – мне это не нравится, и я не такая. Но из головы не идет мысль, что они с Дэмиеном когда-то встречались – а когда речь о Дэмиене, слово «встречались» является синонимом слова «трахались».

– Ники! – радостно восклицает Жизель, и я стараюсь улыбаться еще лучезарнее.

Она похожа на Одри Хепберн – тонкие черты, огромные глаза, осанка. Я редко боюсь других женщин, но в присутствии Жизели чувствую себя не в своей тарелке и не могу отделаться от мысли, что все идет не так.

Однако если она и замечает мое замешательство, то ничего не говорит. Вместо этого внимательно оглядывает помещение, пробегает взглядом по голым стенам и мебели и, наконец, снова возвращается ко мне.

– Отличное место, – говорит она. – Площадь невелика, но планировка хорошая и много воздуха. Бежевые стены ужасны, их я перекрасила бы в первую очередь. Потом повесим пару картин. Не слишком много – думаю, одну большую, как центр композиции, и несколько маленьких, для равновесия. У меня есть на примете пара художников, в следующий раз принесу тебе портфолио. Ну и палитру цветов тоже. Что-нибудь серьезное и в то же время яркое. Может быть, бледно-желтый.