За черным соболем

Базар гудел от множества людей, толпившихся между торговыми рядами, люди спорили, приценивались, зазывали покупателей к своему товару. На прилавках - всевозможная рыба, причем лучшая из согни видов, обитающих в Амуре так как николаевский покупатель к рыбе привередлив и первую попавшуюся есть не станет.

Здесь были сазаны, калуги, осетры, отборный карась и жирные сомы. Но особенно много лежало серебристой с синеватым отливом горбуши, ход которой у Николаевска начался. Лаская глаз, на прилавках стояли с красной, просвечивающей на свету смородиной берестяные туески. Туески были простые и с узорами, вышитыми или выдавленными на бересте костяной палочкой. Гиляцкие и нивхские женщины большие искусницы до этого ремесла. Черноволосые, широкоскулые, с узкими щелками черных глаз, они бесстрастно покуривали табак из длинных прямых и тонких трубочек с маленьким медным чубуком. На плечах у них красовались халаты из темной ткани, расшитые узорами (белым и красным по черному или темно-синему). Женщины продавали самое ранее растение - черемшу с длинными, крупнее, чем у ландыша, листьями, очень сочное, заменяющее на севере лук и чеснок, которые не успевают здесь вызревать. Время черемши уже прошло - она набирала цвет, была жестковата, листья вялые. Ей на смену уже пришел редис, но ведь бывают любители и на позднюю!

Перед отплытием, в Хабаровске, я покупал свежие огурцы, и вот снова догнал весну с ее черемшой, ранним зеленым луком-ботуном и редисом. Любителю цветов здесь еще предлагали ландыши… Лето в Николаевск приходит с опозданием на месяц, так как в отдельные годы выход из Амура бывает до июля забит льдами и холодный ветер дышит на город с моря. Однако короткого лета вполне хватает для созревания картошки, капусты и диких ягод.

Кое-как я протискался через толкучку к выходу и медленно побрел по деревянному, в четыре доски, тротуару. Базары очень интересны, по ним всегда можно ближе познакомиться с занятием жителей, но они очень шумные - быстро утомляют.

В палисадниках вместо деревьев и кустарников росли картошка и капуста. Овощи здесь ценились выше эстетического наслаждения от созерцания декоративных кустарников. К тому же невдалеке, в обширном березовом парке, достаточно было и тени, и зеленой травы, и свежего воздуха.

Дни пролетели незаметно: я ходил по учреждениям, беседовал с бывалыми людьми, собирал сведения о Тугуро-Чумиканском районе.

Тем временем на шхуну погрузили бочки с горючим. Рано утром выйти нам не удалось. Туман, принесенный вместе с волной холодного воздуха, за несколько минут закрыл береговые кварталы города. Обычное явление в Николаевске. Туман держался недолго, под горячими лучами солнца он стал быстро редеть и таять. Только поблескивающие мокрые крыши береговых построек еще некоторое время отдавали холодной синевой.

Порт был забит большими и малыми речными и морскими судами, баржами и катерами. Часть из них стояла на приколе как списанные или в ожидании капитального ремонта, другие грузились или разгружались, третьи ждали своей очереди у пирсов.

Шхуну опять вел Боев. Амур за Николаевском расширяется до двадцати километров. Это устье реки - лиман, очень мелководный, в нем множество отмелей - лайд. Фарватер реки здесь разбивался на два рукава - северный и южный. Этими глубокими и извилистыми руслами и могут проходить суда. Это как бы две гигантские канавы, прорытые стремительным течением могучей реки, вырвавшейся из гор на широкий простор. Каждое наводнение меняло фарватер, и там, где раньше было глубоко, могла оказаться песчаная коса.

В лимане сосредоточены основные амурские рыбалки. В отличие от других мест рыбу здесь ловили не сетями, а при помощи громадных, в полтора километра, заездков, каждый сезон сооружаемых заново. Рыба, стремившаяся в Амур, встречала на своем пути изгородь, стараясь ее обойти, попадала в ловушки-глаголи. На берегу и на ловушках царило оживление. По Амуру сновали лодки и катера с кунгасами.

В надежде на быстрый заработок на рыбалки устремлялись каждое лето тысячи людей, но большой ход рыбы бывал не каждый год, а через три на четвертый, а то бывало и так, что хорошо шла горбуша, но плохо кета, и наоборот.

Постепенно сопки справа и слева отодвинулись далеко в стороны и, наконец, превратились в зыбучие призрачно голубые волны. Впереди засверкало необъятное спокойное море. Стояло полное безветрие: в летнее время штормы на Охотском море бывают очень редко. В отличие от озерной ровной глади море едва заметно дышало.

Чем дальше мы уходили от земли, тем заметнее становилось волнение, и постепенно, в такт волнам стала раскачиваться и наша шхуна - мерно и однотонно.

Иногда из воды показывалась темная круглая голова тюленя; уставившись любопытными глазами на шхуну, она минуту оставалась неподвижной, потом камнем, без всплеска уходила в воду. Рыба шла в Амур, а тюлени шли за ней.

Боев, посасывая цигарку, неторопливо пояснял: