За черным соболем

- Бывает, что верст за четыреста-пятьсот идет тюлень по Амуру вслед за рыбой. Кум рассказывал, будто в двадцать девятом году был случай: около Малмыжа рыбаки нерпу убили. Это за Комсомольском, если от Николаевска счет вести. Любит тюлень рыбу. Иную убьешь, а в ней сала на ладонь и внутри вся залита… Белуха - тоже. Раньше много ее промышляли, а теперь, вроде, поменьше стало. Изводят, да и рыба уже не та!.. Перед первой мировой войной японцы здорово у нас здесь хозяйничали на концессиях. Заездок на заездке стоял. До миллиона центнеров брали, а теперь? Дай бог, когда третью часть…

Небо безоблачное, белесоватое от жары, над водой стоит дрожащее марево испарений, и трудно разобрать, где кончается вода и начинается небо. Меня укачало, захотелось лечь..

Вечером на горизонте, как далекие застывшие на месте облака, показались нежно-сиреневые в закатных лучах острова Шантарского архипелага. «Пушник» держал курс на них. На одном из них - Большом Шантаре - нам предстояло попытать счастья в охоте.

- Ну, Саша, собирай что надо для охоты. Утречком, чуть свет выйдем,- сказал мне Боев.- Главное выспись хорошенько, чтобы нервы не подкачали, а то всяко бывает, раз на раз не приходится…

Ночью я слышал, как гремела якорная цепь, как громко разговаривал с матросами капитан. В открытый иллюминатор веяло сыростью и холодом.

«Наверное, приехали»,- подумал я и, поплотнее закутавшись в одеяло, снова заснул.

Едва забрезжил рассвет, Боев меня разбудил. Мы взяли винтовки, патронташи, пристегнули к поясу охотничьи ножи и вышли на палубу. Море окутывал редкий туман. На востоке тонкую пелену тумана пробивал луч солнца. У скалистого берега тихо вздыхало море. У самого борта шхуны висел ялик.

Осторожно держась за мокрые от росы канаты, мы спустились в него. Завизжали блоки, и ялик, опускаясь, плавно коснулся широким днищем темной воды. Матросы подобрали канаты, а мы оттолкнулись от борта шхуны и, поскрипывая уключинами, погнали ялик к острову. Хотя море было спокойное, у берега, шурша крупной галькой, размеренно билась прибойная волна.

Оставив весла, я прыгнул в воду и с набежавшей волной выдернул лодку на берег. Боев помог мне оттащить ее как можно подальше от воды и закрепить, обвязав трос вокруг ребристого обломка скалы.

- Перекур,- скомандовал он и полез в карман за кисетом.

Мы присели на большой темно-зеленый камень, отшлифованный волнами.

- Недалеко от этих островов промышляют белуху,- тихо сказал Боев.- Разделывают их чуть ли не в воде, сало и шкуры снимают, а мясо оставляют - бросают. Бывает так, что туши этих белух прибивает к острову, а здесь всякий зверь - лисица, медведь выходят ими лакомиться. Я тут не раз медведей видел. Так вот мы и пойдем вдоль воды, может какого и повстречаем. Только идти надо тихо, галькой не стучать, не разговаривать, а то учуют, уйдут…

С этими словами он достал обойму с патронами, протер ее и зарядил винтовку. Я последовал его примеру.

- Ну пошли, что ли? - сказал Боев и встал.

К узкой береговой ленте галечной отмели вплотную подступали отвесные скалы. В глубоких темных расщелинах еще лежали изъеденные ветром пласты слежавшегося снега и льда.

Над скалами и морем с резкими криками носились стремительные черноголовые топорки и медлительные серо-желтоватые чайки. Пахло соленой рыбой, морской капустой и птицами.

Набегавшие волны с шипением лизали темную от сырости гальку, слегка пошевеливали выброшенные на берег водоросли и гоняли взад и вперед пустые побелевшие мелкие ракушки.

Мы уже прошли километра три. Под ногами не раз попадались кости различных морских зверей и разные диковинки, вроде причудливо отточенного волнами камешка, сухой крабовой клешни или морского ежа. В другое время никогда не прошел бы мимо, но сейчас до боли в глазах я всматривался в темные валуны, стараясь среди них различить зверя.

Боев, шедший передним, внезапно пригнулся и присел за крупный камень. Я последовал его примеру.

- Медведь,- прошептал он.

Любопытство одержало верх над осторожностью, и я выглянул из-за его плеча. Однако сколько ни вглядывался, ничего не видел, кроме черных и серых валунов, рассеянных по берегу. Один из черных продолговатых камней вдруг изменил свое положение и передвинулся ближе к прибойной полосе.

- Да,- промолвил я,- одного вижу…

- Целых три,- шепнул Боев.- Белуху едят. Гляди лучше!

Присмотревшись, я заметил, как еще две каменные глыбы ожили и сдвинулись со своих мест. Между ними было что-то светлое, по форме напоминающее днище опрокинутой лодки.

До зверей было еще далеко, но Боев дернул меня за руку и пригнул к земле.

- Теперь надо к ним подойти как можно ближе, чтобы наверняка бить. Нужно ползти от камня до камня… Торопиться не надо, а то заметят, уйдут. Медведь, он на нос чуткий…

Где ползком, где пригнувшись, от камня к камню мы стали подкрадываться к зверям. Меня охватил охотничий азарт. Руки дрожали, сердце колотилось: на медвежьей охоте я был впервые.

Медведь поднял голову и повел носом. Мы замерли.