За чертой

— Каждый раз, стоит мне где-нибудь задержаться, у них тут же что-нибудь ломается. Ни разу случая не упустили. Но это моя вина. Очень уж меня отвлекают тутошние сеньориты. Когда я был за морем, мамзели тоже — ох как были хороши. Обожаю, когда они ни бум-бум по-американски. А ты там побывал?

— Нет.

Он пошуровал в костре и вынул палку, от которой прикуривал сигару. Резким взмахом сбил пламя, после чего повернулся и красным дымящимся ее концом изобразил на фоне окружающей тьмы то ли узор, то ли некие письмена, как ребенок. Наигравшись, бросил ее обратно в костер.

— А что с конем — все действительно так серьезно? — сказал он.

— Не знаю. Два дня уже не встает.

— Тебе надо было тех моих цыган на него напустить. Цыгане, говорят, насчет коней — ну прям такие доки!

— И что, это правда?

— Откуда мне знать. Знаю только, что они умеют больному коню придать такой вид, как будто он здоровый. И он будет здоровым, пока они его тебе не продадут.

— Но я его не собираюсь продавать.

— А ты лучше вот что сделай.

— Что?

— Костерок сделай побольше.

— Это зачем?

— Затем, что пумы. Конина — их любимая еда.

Билли кивнул.

— Это я слышал и раньше, — сказал он.

— Знаешь, почему ты это слышал и раньше?

— Нет, не знаю.

— Вот то-то и оно.

— А все-таки почему?

— Потому что это правда, вот почему.

— Вы полагаете, если человек что-то слышал раньше, это, скорее всего, правда?

— По моему опыту, да.

— А по моему, нет.

Мужчина сидел и курил, глядя в огонь. Через некоторое время вдруг говорит:

— По моему опыту тоже нет. Я это просто так сказал. Да и на войне я, по правде говоря, не был. Белый билет у меня. Всегда был и всегда будет.

— А что, цыгане этот самолет спустили с гор в реку, а потом сплавляли на плоту?

— Это они тебе так сказали?

— Да.

— Этот аэроплан стоял в хлеву на ранчо Таливер,{110}в окрестностях города Рикардо-Флорес-Магон, штат Чиуауа.{111}До тех горных плато, о которых ты говоришь, он и долететь-то не мог. У него потолок меньше двух тысяч метров.

— А летчик, который им управлял, погиб?

— Мне, во всяком случае, об этом ничего не известно.

— А зачем вы сюда приехали? Найти аэроплан и забрать его?

— Я сюда приехал затем, что спутался с девчонкой в Мак-Аллене, штат Техас, и ее папаша грозился меня к такой-то матери пристрелить.

Билли долго смотрел в огонь.

— Ты говорил о том, как бывает, что налетаешь прямиком на то, от чего бежишь, — сказал мужчина. — В тебя когда-нибудь всаживали пулю?

— Нет.

— А вот в меня два раза. Последний раз среди бела дня в субботу прямо в центре Куаутемока.{112}Кто это видел, все тут же разбежались. Если бы не две меннонитки, которые унесли меня с улицы и положили в фургон, я бы до сих пор там валялся.

— Куда вас ранили?

— А вот прямо сюда, — сказал он. Повернулся и отвел волосы, показав место над правым виском. — Вот сюда, видишь? Там прямо видно.

Он наклонился и сплюнул в огонь, потом бросил взгляд на сигару и сунул ее обратно в рот. Попыхтел ею.

— Но я не спятил, — сказал он.

— А я и не говорил, что вы спятили.

— Нет. Но ты мог это подумать.

— Но и вы обо мне могли это подумать.

— Мог.

— А это правда с вами было или вы просто так сказали?

— Нет. Это правда было.

— А у меня здесь брата застрелили. Я и приехал-то, только чтобы его тело домой забрать. Его застрелили почти что прямо здесь — ну, чуть южнее. В городе, который называется Сан-Лоренсо.

— Здесь пулю схлопотать примерно так же просто, как что угодно.

— А моего отца застрелили в Нью-Мексико. Конь, который там лежит, — это его конь.

— Жизнь — жестокая штука.

— Он переехал из Техаса в тысяча девятьсот девятнадцатом. Лет ему тогда было примерно столько же, сколько сейчас мне. Но родился он не в Техасе. Он родился в Миссури.

— А у меня дядя родился в Миссури! Однажды вечером, проезжая по тем местам, его папаша пьяный упал с телеги в грязь — вот так и вышло, что он родился в Миссури.

— А мама у меня выросла на ранчо в округе Де-Бака. Ее мать была чистокровная мексиканка, даже по-английски не говорила. Она до самой смерти с нами жила. Еще у меня была младшая сестра, которая умерла, когда мне было семь, но я ее очень ясно помню. Я ездил в Форт-Самнер, хотел найти ее могилу, но не нашел. Ее звали Маргарет. Мне всегданравилось это имя. Если у меня когда-нибудь будет девчонка, я ее так и назову.

— Ну, я, пожалуй, поехал.

— Что ж…

— Насчет костра не забудь.

— Ага.

— Когда с тобой поговоришь, такое чувство, что ты уже нахлебался в этом мире полным ротом.

— Да я просто чушь болтаю. А так-то мне везло, пожалуй, больше, чем кому другому. Жизнь-то у нас всего одна, так что родиться — уже удача. Все остальное мелочи. Но вот братишка мой был к этой жизни больше приспособлен. Прямо с рождения. Да и разбирался во всем куда лучше меня. Не только в лошадях. Во всем. Наш папа знал это. И сам знал, и знал, что я знаю… Так что вот… Что об этом теперь говорить.

— Ну, я поехал.

— Будьте осторожны.

— Обязательно.

Он встал и поправил шляпу. Луна стояла высоко, небо очистилось. Река за деревьями была похожа на литой металл.

— Этот мир никогда не стоит на месте, — сказал всадник. — Ты знал это?

— Знаю. Он и сейчас меняется.