За чертой

Стреножив Кено на обе пары ног и привязав к нему пса, они оставили коня в зарослях и поехали обратно в городок. Там долго сидели на земле посреди пыльной площади, пока тощий старик, сидевший на корточках напротив, чертил им обструганной палочкой портрет той местности, куда, по их словам, они задумали отправиться. Обозначал в пыли направления водных преград с местами переправ и стремнинами, показал, где какое пуэбло и как проходят горные хребты. Изобразил деревья и домики. Облака. Птичку. Нарисовал самих всадников вдвоем на одном коне. Время от времени Билли наклонялся вперед, чтобы задать вопрос, уточняющий какую-либо часть маршрута, и всякий раз старик, оборотившись, с прищуром взглядывал на коня, стоящего поодаль, и только после этого начинал ответ, который длился часами. Все это время в нескольких футах от них на скамейке сидели четверо мужчин в старомодных выцветших костюмах. Наблюдали. Когда карта в исполнении старика была закончена, она занимала площадь размером с одеяло. Старик встал, стряхнул со штанов пыль, шлепнув себя ладонью по заду.

— Дай ему песо, — сказал Билли.

Бойд вынул кошелек, расстегнул его, вынул оттуда монету и отдал Билли, а Билли передал старику, который принял ее изящно и с достоинством, потом снял шляпу и снова ее надел, после чего, обменявшись с каждым из них рукопожатием, сунул монету в карман, повернулся, пересек крошечную ухабистуюzocalo[237]и, не оглядываясь, удалился. Едва он ушел, мужчины на скамейке расхохотались. Один из них встал, чтобы получше рассмотреть карту.

— Es un fantasma,[238]— сказал он.

— ?Fantasma?[239]

— S?, s?. Claro.[240]

— ?C?mo?[241]

— ?C?mo? Porque el viejo est? loco es como.[242]

— ?Loco?[243]

— Completamente.[244]

Билли встал, посмотрел на карту.

— ?No es correcto?[245]— спросил он.

Мужчина воздел вверх руки. Сказал, что все, что они тут созерцают, всего лишь красивая картинка. Да и в любом случае вопрос не в том, верна ли карта, а в том, карта ли это. И вообще: путешествуя по стране, в которой вечно то пожар, то землетрясение, то наводнение, надо знать саму ее землю, а не просто какие-то отдельные ориентиры. Кроме того, сказал он, сам-то старик… Когда в последний раз он по тем горам ездил? Да и вообще куда-либо ездил! Его карта по большому счету вовсе не карта, а изображение некоего путешествия. Но что это было за путешествие? И когда?

— Un dibujo de un viaje, — сказал он. —Un viaje pasado, un viaje antiguo.[246]

И он безнадежно махнул рукой. Мол, тут и говорить больше не о чем. Билли поглядел на тех троих, что сидели на скамейке. Они следили за происходящим, включив какой-то странный блеск в глазах, отчего Билли подумалось, уж не морочат ли ему голову. Но тут мужик, сидевший справа, весь устремясь вперед, стряхнул пепел с сигареты и, обращаясь к тому, который стоял, сказал, что, вообще-то, если уж на то пошло, путешествие чревато и другими опасностями, а не только возможностью сбиться с пути. Планы, сказал он, — это одно, пути реальности — другое. Ошибкой было бы недооценить желание помочь, которым руководствовался старик в своей попытке дать им описание маршрута, потому что от доброго движения души отмахиваться не стоит, — такие вещи сами по себе способны придавать людям сил и решимости в путешествии.

Тот, который стоял, взвесил эти слова, но тут же и развеял их в воздухе, медленно поводив туда-сюда указательным пальцем. Сказал, что юношам вряд ли стоит принимать на себя даже часть ответственности в таком деле, как эта карта. Ведь в любом случае плохая карта хуже, чем вовсе никакой, поскольку она вызывает в путешественнике ложное чувство уверенности и легко может заставить его в ответственный момент пренебречь теми верными инстинктами, которые в ином случае, пойди он у них на поводу, вывели бы его куда надо. Дескать, следовать плохой карте — значит накликать беду. Говоря, он тыкал пальцем в схему на земле. Как будто призывая их осознать ее бесполезность. Второй мужчина на скамейке на это согласно кивнул и добавил, что рассматриваемая карта — это чушь, на которую только уличным собакам писать. Но тот, который был справа, лишь улыбнулся и сказал, что собаки — это уж такой народ — они с тем же успехом написают и на наши могилы, — как вам такой аргумент?