За чертой

Весь рабочий день в разборном цеху я провел со своим начальником, за разборкой… угадайте чего? Старых рекомбинаторов, или, в народе, «выживалок». Да, это называется ирония. Их просто утилизируют! Сдают на металлолом! Можно было бы утащить такой прибор по частям домой. У-х-х, даже представить страшно, как бы мы тогда убивались с Сильвией. Если бы не завязали. Правда, пришлось бы умирать по очереди, и нимфы все равно вызывали бы нам скорую помощь. «С другой стороны, – думал я, – можно сдохнуть, нимфа срабатывает, Сильвия засовывает меня в выживалку, скорая приезжает, а к тому моменту я уже жив-живехонек!» Ну, это все бред. Конечно, такое дело вызвало бы серьезные разбирательства. Но в теории звучит весело. Время-то после умирания идет совершенно по-разному. За пару минут смерти можно облететь с десяток потрясающих миров! А бывало, пока отскребут от асфальта, потом дорога в центр рекомбинации, затем очередь из-за какого-нибудь крупного происшествия, куча пострадавших, а суицидников восстанавливают последними… так можно было проваляться несколько часов, а кайфа – на пять секунд. Короче, странная вещь этот загробный мир.

Я орудовал гаечным ключом, прогоняя тлетворные мысли. Мой начальник, парень по имени Андрей Охотский, с которым я познакомился на реабилитации, тоже был когда-то заядлым суицидником. Да он и в те времена раз в неделю стабильно отъезжал. Я и сам был не прочь иметь такой график, подвязывать постепенно, но вот зарплаты у нас с боссом сильно отличались. В ту недолгую, беззаботную пору я являлся начальником одного из цехов пункта переработки вторсырья, директором которого был Андрей Охотский. Жил он один и ни в чем себе не отказывал, в уютной квартирке почти на самом верхнем уровне. Я же, как «урожденный» клон-рабочий, обладал несчастной, чуть больше собачьей конуры, социальной квартирой в низине. В грязном, унылом, вонючем клоповнике, где жили суицидники настолько отбитые и извращенные, что каждый визит туда был дополнением к терапии. Судьба будто говорила мне: «Вот каким ты станешь, если не бросишь!» Поэтому я и стал платить весьма немалую сумму за съемное жилье повыше, как только представилась такая возможность. В противовес торчкам с нижних уровней, Андрей, раз в неделю вскрывавший себе вены в теплой джакузи, был совершенно адекватным человеком. Спокойно и по-свойски он показывал мне лично, как лучше и быстрее разобрать устаревший рекомбинатор. Такой «дедушка» восстанавливал человека с красным уровнем ущерба за десять-двенадцать минут. Долго, по сравнению с новыми выживалками, но мне бы хватило с лихвой! «"Да, – думал я, – заиметь бы такой себе! Приезжает скорая помощь, и чё? Нимфа дала сбой, никто не умирал. Не поверят. Скорее всего, приедут стражи и обыщут дом. Можно было бы раздобыть глушилку для нимфы, но я даже не знаю, что повлекло бы большие разбирательства. Даже без этого – выживалки оттого и не стоят дома у каждого, слишком много энергии потребляют, нужен специальный кабель. Надо подключаться где-нибудь в подвале к центральной магистрали, если юзать выживалку вдвоем, скажем, по паре раз в неделю. Тогда, может, никто и не заметит, хотя отследят, конечно, по нимфе. Бред это все, суицидальный бред! А если никто не хватится? Просто потому что людей в Эхо пятьдесят миллионов?» Все эти мысли были пустой тратой времени, ведь на тот момент у меня внутри сформировался непоколебимый стержень, дававший понять: «Загробные приключения в прошлом. И не важно, как там кочевряжится твоя оболочка, чувак. Я не позволю тебе снова переступить черту».

– Ну вот, мужик, у тебя отлично получается! – хвалил меня босс Андрей.

Он платил очень большой штраф за суицид, но не собирался бросать. А мне, чтобы не жить на самом дне Эхо, в бесплатной вонючей социальной коморке, приходилось на пару с Сильвией отстегивать немалую сумму за несчастную однушку с сидячей ванной. Еще Сильвия намекала, что в будущем она не прочь завести ребенка, а активация спермы была удовольствием сродни покупки нового аэромобиля.

Честно говоря, после реабилитации я был даже рад, что штраф за суицид стал издевательски высоким. Впервые после начала зависимости, после разрушения иллюзии, что «все само собой рассосется», во мне зарождались новые ценности. Да, победить это дерьмо, или почти победить, удалось только адским трудом. Все меньше становилось таких вот дней, когда я был на грани срыва. Дела на новой работе шли хорошо, я стал более открытым, естественным, снимал «среднюю» квартирку со своей девушкой. Если бы во времена беспробудной зависимости кто-нибудь сказал бы мне, что моя жизнь обернется таким образом, я бы ответил: «Классная шутка, а теперь – пошел на хер».