За чертой

Алексей разглядывал убитое ими существо, оставаясь верхом и не приближаясь к мутанту. Саша, целясь монстру в голову, побрел к нему.

– Сань, уходим, – остановил его Паша и сам двинулся к трупу.

Лужа бурой крови вытекала из простреленного горла, растекаясь по грязному асфальту. Саша запрыгнул в телегу, и повозка покатила мимо тела, объезжая его на всякий случай. Алексей держал тварь, когда–то бывшую человеком, на прицеле. Телега прошла стороной и, свернув между домами, вышла на проспект, за ней выехал Алексей, и следом – Паша.

Двор остался позади, такой же мертвый, как и сам город. Обычный двор обычного мегаполиса, только после огненного дождя и долгой холодной зимы. Мир уже никогда не станет прежним. Апокалипсис, страшный и беспощадный, заселил его тварями, что пытаются сожрать выживших.

Продолжив движение по проспекту, группа направилась на запад, всё дальше отдаляясь от реки, чтобы затем уйти на юг, к базе. Где-то за спиной осталась «свечка», в которой когда-то жил Павел. Призрачная, смытая дождем прошлая жизнь снова стала недосягаемой, словно далекий, забытый детский сон маленького мальчика по имени Павлик.

Глава 5

– Ты видел таких раньше? А? – спросил человек в грязном рабочем комбинезоне, выглядывая в выбитое окно подъезда.

– Таких нет, не видел. Поменьше, попадались. А таких здоровых не видел и больше не хочу видеть. Они больше на волков похожи, чем на собак. Жуткие твари. Хорошо, что свалили, – ответил второй, слегка поежившись.

– Не учуяли они их или не голодные что ли?

– Ага. Они все тут голодные, мать их. Патронов не напасешься их кормить, ёперный театр.

Во дворе жилого дома всё было спокойно. Ветерок гонял немногочисленную опавшую листву, задувая ее под остовы машин, припаркованных когда-то давно и не тронутых уже много лет. Иные, убитые недавно, так и валялись на дороге, распластавшись в смертельной агонии. Здоровущих псов видно не было, хотя тела тварей лежали как готовый обед.

– Эх, щас бы сучку, хотя бы одну, – минуту спустя мечтательно произнес тот, что помоложе и глянул на потолок, словно выискивая там кого-то.

– Были уже две. Так вы меня не слушали, придурки, – зло бросил второй, чуть постарше и выше ростом.

– Ну ты вспомнил, блин, – усмехнулся молодой, поправив автомат на коленях.

Они вдвоем сидели на лестничной клетке третьего этажа и наблюдали за двором. Оба были в потрепанных, видавших виды рабочих комбинезонах, поверх которых разгрузочные жилеты (этакая смесь рабочего с воякой).

– Щас бы не страдал и не гонял бы лысого по ночам, – продолжал тот, что постарше, по–прежнему злясь на всё и на всех.

– А сам-то ты чё? – хохотнул второй, глядя на старшего товарища.

– Ничё, блин. Надо было меня слушать, они бы не вскрылись, и вы бы между собой не грызлись, как дикие, бабы ни разу не видавшие.

– По одному в день у каждой? Это же месяц очередь, а то и дольше, – возмутился молодой и задумался.

– А щас, ты сколько ждешь? Сколько уже прошло? Двенадцать лет? Или уже тринадцать? Лучше уж месяц, – распалялся старший.

– Поздно орать уже, Тох. Вскрылись и вскрылись. Всё уже. Зато кормить их не пришлось. Сами еле дотянули.

– Хоть какой-то плюс, – вздохнул тот и оперся на стену.

– Неужели не выжил больше никто нигде? Одни мы, что ли в этом проклятом городе?

– Хрен знает. Мы уже много где облазили, а толку-то. Только твари одни кругом вечно голодные.

– М-да, – кивнул молодой и снова задрал голову вверх.

– Ты чего там ищешь то, Шмель? Девку? – глядя на потолок, спросил Тоха.

– Ага, блин. Хоть шуструю лови и трахай, мать её, – хохотнул Шмель и шмыгнул носом.

– Ну иди, поймай. А лучше двух.

– Тебе что ли вторую? – удивился тот.

– Тебе. Для групповых удовольствий. Пока одну трахаешь, вторая тебя жрет уже, как самка богомола, – улыбнулся Тоха.

Молодой скривился и переспросил:

– Самка кого?

– Богомола. Ладно, не вникай.

Шмель кивнул.

– Одну бы поймать. Но они же по одной не ходят.

– Ты всерьез что ли стал бы с шустрой? – удивленно спросил Тоха, нахмурившись.

– Лучше найти выживших, – отмахнулся Шмель.

– Может, и есть где-то, так хрен найдешь. Ещё и кормить их потом.

– И связанными держать, на всякий случай, – оживился молодой, словно уже нашел выжившую.

– Ничему тебя жизнь не учит. Запомни. Добровольное повиновение всегда лучше, чем насильственное.

– Это как? – не понял Шмель, и на его лице появилась маска мыслительного процесса.

– Об косяк, блин, – буркнул Тоха и глянул в окно, вставая и разминая ноги.

– А, ну ладно, – безразлично бросил второй, проделывая такие же движения.

– Жрать уже охота, ёперный театр, – недолго помолчав, в пустоту сказал Тоха и сел обратно, положив автомат на колени.

– А девки те, поварихами были?

– Крановщицами, вроде. Да и какая теперь разница-то. Вскрылись всё равно, из-за вас, дебилов. Затрахали их толпой, придурки.

– А было бы круто щас повариху… Я помню, в училище у нас была такая, ух… Кровь с молоком, пятый размер, – мечтательно вспоминал Шмель и руками продемонстрировал перед собой женскую грудь, соответствующих габаритов.

– Пятый? Не хило. Не показывай на себе, а то вырастет.