За чертой

– Ага. И задница такая, что не обхватишь, – продолжал вспоминать Шмель, убрав руки в карманы комбинезона.

– Все, хорош душу рвать, – оборвал его Тоха, сглотнув слюну.

Молодой замолчал и посмотрел на квартиру, где сидели остальные, и спросил:

– Когда свалим-то уже? Задолбало тут сидеть без толку.

– А там какой толк? Кончилось человечество, всё. Теперь, вон они тут хозяева, – махнул рукой Тоха в сторону трупов убитых ими иных.

– Мы ещё постреляем их и поживем маленько.

– И что дальше-то? Патроны кончаются, хавчик тоже. Все. Хана этому миру. Может, и к лучшему…

– Ты чет скис, Тоха. Хотя, может, ты и прав. Может, это конец, – согласился второй.

– Может? Оглянись вокруг, Шмель. Ну протянем мы ещё какое–то время. Может, ещё кто-то где-то протянет. А толку? Всё, приплыли, ёперный театр. Финал у всех нас предрешен уже. Зачем мы вообще здесь? И вообще, какой во всем этом смысл?

– В чем? – не понял товарища Шмель.

– В жизни, в человечестве. Зачем мы здесь? Цепочка эволюции? Или пищевая цепочка? – тяжело вздохнув, размышлял Тоха, глядя в пустоту.

– Ты кем раньше был-то?

– Преподавателем. Философию в университете преподавал, – с тоской ответил Тоха.

– Оно и заметно, – хохотнул Шмель.

– Ничего смешного. Что дальше? Кто останется на планете? Эти? – махнул рукой философ в окно подъезда.

– Китайцы заселят всё. Их до хрена и больше.

– Точно. Эти могут, ёперный театр, – захохотал Тоха и его смех подхватило эхо, разнося по пустому подъезду.

– Тихо, тихо, – вдруг затараторил Шмель и Тоха тут же, оборвав свой смех, прислушался.

– Стреляют. Точно, стреляет кто-то. Наших же нет там, только мы, вроде, – засуетился он, привстав.

– Еще выжившие, – обрадовался Шмель, буквально подскочив вслед за товарищем и вслушиваясь в далекие звуки стрельбы.

– Походу, да. Это не наши. С той стороны реки бьют, – согласился Тоха.

– Может, у них бабы есть и жратва? – оживленно бросил Шмель, и его глаза загорелись надеждой.

– Автоматы у них точно есть, ёперный театр. И своё просто так они вряд ли тебе отдадут, – осадил его Тоха, хотя и его глаза тоже блеснули огоньком.

– Надо Черепа будить, – бросил Шмель и рванул в приоткрытую дверь квартиры.

В одной из двух комнат с побитыми стеклами, осколки которых валялись на полу, находились еще двое. Развалившись на диване в углу у окна, они о чем-то мирно беседовали, периодически наблюдая в окно, занавешенное остатками грязных штор. Автоматы и надоевшие тяжелые разгрузочные жилеты лежали в кресле у шкафа, покосившегося от времени и непонятного теперь цвета. В соседней комнате с обвисшими обоями, на кровати, лежал ещё один человек. Он спал, и спал крепко, прикрыв седую голову черным кожаным плащом. Ещё вчера он сильно выпил и сейчас, в минуту отдыха, досыпал, мирно похрапывая. Автомат лежал на облезлой, с остатками лака прикроватной тумбочке и рядом с ним бинокль с треснувшим окуляром.

Пару часов назад они отбились от нападения стаи иных, истратив немало патронов и нервов. Но, завидев огромных псов, решили укрыться в ближайшем уцелевшем доме.

Их поиски провизии или хоть каких-нибудь припасов в очередной раз не увенчались успехом. Приближалась зима, и как долго она продлится на этот раз, они не знали. Запасы с военных складов давно закончились, за исключением небольшого количества тушенки, и существовать приходилось впроголодь. Облазив всю уцелевшую северную часть города и потеряв за лето нескольких человек, зачистив при этом территорию от тварей, они уже отчаялись найти что-то пригодное в пищу. Конечно, плоды деревьев и подножный корм давали необходимый минимум пропитания, но мяса они не видели с тех пор, как съели последнюю уцелевшую собаку.

Вбежавший с дикими глазами, сильно взволнованный Шмель, чуть не крича, разом закончил тихий час:

– Там стреляют! За мостом кто-то стреляет, мать их!

Мгновенно подскочив с места и бросившись к своей амуниции, один из сидевших на диване, скомандовал:

– Я бужу Черепа, Малой – к окну, Шмель – в подъезд к Тохе, и следите там за всем.

Шмель без промедления рванул назад и чуть не наскочил на бывшего преподавателя, который не отрываясь смотрел на трупы иных через оконный проем между вторым и третьим этажами.

– Смотри, – махнул рукой Тоха.

Обескураженный Шмель, широко раскрыв глаза, спросил:

– А это кто, мать его?

По двору, испуганно озираясь по сторонам, пробирался человек в камуфлированной одежде. Затравленной походкой, на полусогнутых ногах, он брел, обходя стороной парковку и трупы иных. Вид у него был испуганный и потерянный, словно он с трудом осознавал происходящее вокруг.

В разгрузке с боекомплектом, но без оружия, человек производил впечатление сумасшедшего или, как минимум, человека не в себе, не понимавшего куда и зачем он идет.

– Любезные, тащите его сюда. Побеседуем, – негромко, но уверенно сказал седой Череп, выйдя в подъезд.

Он держался спокойно и холодно, обведя хмурым мутным взглядом своих людей, которые тут же спустились вниз, выполняя приказ старшего.

Глава 6