За чертой

Когда в Украине проходил референдум, Пашка, насмотревшись где-то телевизора, был первый агитатор за «самостийность». «В Украине всё есть – нашто нам Москва. Отгородимся и будем жить, как в Швейцарии», – говорил он в ту пору каждому встречному.

Огибая заросли густого тальника, Пашка наконец спустился к реке.

– Ну, як там в Швейцарии, сибирёк уродыв? – смеётся Зынченко. – То-то я дывлюсь – отъився на сыре!

– Чудно, да? Смеётесь? – по-детски обижается Пашка. – А как ваш парторг меня за ухо трепал… Забыл? Теперь чудно…

Пашка часто вспоминает тот трагичный для него случай, когда в разгар борьбы с «нетрудовыми доходами» его угораздило притащиться со своими мётлами к нашему магазину. К тому времени местные партийцы уже закончили громить хуторские теплицы, и Пашка был воспринят как новый вестник зарождающегося капитализма.

– Забыл, да? Справедливо?.. Веники отняли да ими ж ещё вдогонку по ж… хлопали… Законно?..

В такие минуты Пашка похож на огромного обиженного ребёнка.

– Тут дело серьёзное, без арбитражного суда не обойтись, – вступается за Пашку Кулёв. – Нанесён урон деловой репутации, плюс упущенная выгода…

– Плюс моральный ущерб… – подсказывают с обоих берегов. – Если дело правильно раскрутить – будешь, Паша, по Деркулу на яхте гонять…

– А где это, арбитажный?.. – заметив поддержку, вдохновляется Пашка.

– В Гааге. Там только такие дела и решают… – потешаются рыбаки.

– В Гаагу?.. – скисает Пашка. – Это аж за Америкой… Туда одним адвокатам денжищ вагоном вези…

– На что тебе адвокаты? Вон Захарычу вырезуба поймаешь – он тебе любую бумагу сварганит.

Не успел Пашка помечтать о яхте, о будущих дивидендах, как в разговор вступил Лёха, – у него вечно какая-нибудь подлость на языке.

– Из этого роя не выйдет ни… – прервав Пашкины грёзы, заключил он. – Таможенный сбор не платил? А это… Не платил, Пашка? Ну – контрабанда!

– Эдак и террариум твой конфискуют! – тут же переменившись, подключаются и другие.

– Это что еще за тарариум? – тревожится Пашка.

– Куренёк твой. Отнимут вместе с гадюками.

Пашкин домишко давно уж славился тем, что в непогоду со всей горы в него сползались всевозможные гады. В одно время Бородавка боролась с ними – теперь только лишь причитает: «Уж и не знаю: кто в доме хозяин… В худую пору столько набьётся этой сволочи – ступить негде. Прямь наказание Господне…»

– Пусть отымают, – храбрится Пашка. – Меня эти ужасти до печёнки достали!.. Вон, не дале как вчера: отсунул занавеску – а она развалилась на весь подоконник, вытаращила на меня наглющие глазища, хвостом помахивает да подмигивает – знает, мерзость, что на окне бить не буду – стёкла расшибу.

– А Бородавка чего?

– А чё ей! Ей и байдюжи, она с ними в обнимку спит, а я не могу. Так бы кинул всё да сиганул через Деркул, а деться некуда…

Стали Пашке сочувствовать да подсказывать разные варианты, как наладить приличную жизнь. Больше склонялись к тому, что единственное спасение – это женитьба.

– Да гляди, Паша, одной жены мало будет – минимум две. Одна на хозяйстве, другая – гадюк по дому гонять.

– А может, и одной хватит, – со знанием дела рассуждал Лёха. – Это какая ещё попадётся, а то с иной никакая гадюка не уживётся.

Пашка по-детски непосредственен и наивен. Рыбаков мёдом не корми – дай только над ними позабавиться. И только один Захарыч, помня былую свою значимость, никогда не вступал в глупые разговоры; он даже не улыбался и смотрел на Пашку с откровенным презрением и брезгливостью.

Вот Сашка-атаман наконец выбрал сети, причалил к берегу, привязал к вербе лодку. О Пашке на время забывают.

– Ну-ка, что у тебя? – интересуются рыбаки. – Много кушуру хватанул?

– О-о-о, плотва миллиметров по триста! – объявляет Кулёв.

– А что, у Петяшки с Адамом, получается лов?

Петяшка и Адам ставят свои сети ниже Галичкиной ямы, на мелководье. Петяшка – наш, Адам – с той стороны. Они кумовья, и всё у них едино, всё поровну: и рыба, и барыши, и водка…

– Я вечером сетку раскидывал, – рассказывает Сашка. – Слышу: залязгали. У каждого дубиняка с оглоблю, вот они и шлёпают по воде – загоняют.

По гомону слышу – уже хлебнули. Усердно молотят. Я своё дело закончил да и думаю: дай гляну, что они в свои сети нагнали. Подхожу, а там мат, аж лист осыпается. Они покуда палками плюхали да рыбу гнали, у них сети кто-то увёл.

– То биды нэма, – говорит Зынченко. – Хиба им на пользу рыба – водка одна.

– Что пропито-прогулёно, то всё в дело произведёно, – возражает Лёха.

Стали оба берега гадать: кто мог упереть сети – «наши» или «ваши». Выходило, что «беду» можно было ждать с любой стороны. Спор мог длиться ещё долго, но на берегу появился хмурый с похмелья Петяшка.

– Так, Петяха, жалься! – приказал Лёха. – Пока прокурор на месте, будем бандитов ловить.

Захарыч прокряхтел, но вмешиваться в разговор не стал, по обыкновению промолчал.

– Каких бандитов?.. – туго соображал Петяшка.

– Ну, сети у вас упёрли?

– Ничего не упёрли… – ещё больше супится Петяшка. – То мы это… С Адамом вчерась хватанули маленько и забыли поставить их. А как рыбу загнали – сетей-то на месте и нет… Что думать? Погоревали да по домам.