За чертой

– Ты на дисять мэтрив пересик державный кордон Украины, незаконно вторгся на еи территорию. Зрештованный злочинец! – объявляет Блажеёнок. – Пройдемо составляты протокол.

Тысячу раз до армии Никита беспрепятственно ходил по этой тропк, е и вот на тебе – стал «злочинцем». Пожал недоумённо плечами, пошёл с нарядом к таможне.

После звонка племяшки я еду к таможне, захожу в вагончик.

– Слушай, Блажеёнок, не валяй дурочку, отпусти парня, – говорю по-хорошему.

Блажеёнок, важно раздувая щёки, с довольным видом сидит за столом, сочиняет протокол.

– Громадянин, выйдить из службового помищинья, не мишайти проводить процессуальны дии, – не отрываясь от бумаги, важно произносит он.

Умственная работа (а составление протокола – для Блажеёнка непосильный труд) забрала у него все силы. Он вспотел, и даже дыхание его стало тяжёлым, как у тянущей воз лошади. Наконец, закончив писать, он откинулся в кресле и прерывисто выдохнул. Отдал протокол Никите. Тот начал зачитывать перечень своих «злочинств». Такого-то числа в 17 годын 12 хвылын по киевскому часу, такой-то и такой-то грамадянин России вторгся в пределы незалэжной Украины на десять метрив и бул зрештован…

– Нет, я этого подписывать не буду, – отложив бумагу, говорит Никита.

– Это ж чему?

– А кто замерял эти десять метров? Может, там не десять, а восемь метров… Нет, не буду подписывать!

– Добре, напишемо восимь метров. Подписуй.

– А вдруг там не восемь, а одиннадцать метров? Нет, это дело серьёзное, здесь с потолка не прокатит. А вы хотите на глазок… Нужно выезжать на место, перемерять…

– Я бачу, ты як батько твий – любишь мозги полоскаты. Пишему: «От подписи отказався» и везем в Станицу на суд.

Начинаю звонить Носачу, но у того совещание, и телефон отключен.

Потомственный казак станицы Луганской судья Белоусов сидит за широким столом, вертит в руках переданный Блажеёнком протокол. За подобные «преступления» на Украине положен штраф в размере средней месячной заработной платы либо арест до 15 суток.

– Это что за м…трепие? – откинув протокол в сторону, спрашивает Блажеёнка.

– Це исть протокол задержання.

Судья ничего не сказал, лишь с рыком выдохнул, перевёл взгляд на Никиту.

– Сын атамана?..

– Сын…

– Дед твой известный на весь свет скульптор…

– Да…

Сложную задачу нужно решить судье Белоусову. С одной стороны – знает меня и моего отца, с другой… Этот официальный протокол, на который ему как человеку государственному, нужно реагировать по закону. Смотрит Белоусов на Никиту с нескрываемым раздражением, видя в нём причину своего затруднительного положения.

– Что ж ты родителей позоришь, десантник?.. – На слово «десантник» Белоусов делает особый нажим, так, что оно приобретает негативно-насмешливое значение.

– Никого я не позорю…

– А что ж ты не мог этим м… – кивает на присутствующих пограничников. – Не мог хлебальники начистить?

– Мог…

– Чего ж не начистил?..

– Да неудобно, так с ничего…

– Убежал бы. Там десять метров – и Россия. Не мог убежать? А?..

– Мог. Но как-то неудобно русскому десантнику бегать…

– Неудобно ему… А мне перед твоим отцом и дедом удобно тебя засобачить? – зло ворчит Белоусов. – Что пожимаешь плечами?… Деньги на автобус есть? Понятно… Я сейчас тебя на сутки оформлю. Переночуешь у меня в кабинете на диване. Утром приду, дам денег на билет, и на следующий раз помни, что я тебе говорил…

Наконец перезвонил мне Носач. Объясняю ему суть дела. Тот выругался невесть на что, бросил коротко:

– Жди, скоро будет дома…

Не успел Белоусов склониться над письмом «Постановления суда» – звонит Носач:

– Погранцы с десантником ещё у тебя?

– Здесь…

– Живо их всех ко мне!

Носач просмотрел протокол и пренебрежительно швырнул его в сторону так, что тот скатился на пол.

– Десантника отвести до границы и извиниться, – коротко приказал он.

– А вы, пан председатель Совиту, нам не указуйте, шо робыты, – поднимая с пола свалившийся протокол, с вызовом просопел Блажеёнок. – Якось без вас разберемся, що нам робыты… Мы державный кардон оберегаемо…

– Державный кардон оберегаете?.. – рычащим шёпотом повторил Носач так, что от этого «шёпота» всем сделалось жутко.

Рывком выдернул из стола ящик с документами, без разбора сгрёб рукой фото, на каких были запечатлены моменты контрабанды, швырнул их перед Блажеёнком.

– Вот это ваш «захист» державы?! – гаркнул так, что во всём этаже жалобно звякнули стёкла.

– Це вже давно було… – меняясь в лице, понурив голову, пробормотал Блажеёнок.

– Було давно, да вот всплыло!

– Думаете, я сам, самочинно?.. В менэ начальство е, кое все це и завело…

– Я ничего не думаю, я знаю точно – когда я всё это передам в прокуратуру, начальство твоё о тебе, как о моли, не вспомнит…

– Шо теперь?.. – в замешательстве бормочет Блажеёнок.

– Я уже сказал, «шо теперь» – десантника до границы и извиниться!..

– А з нами шо буде?..

– Посмотрим… – неопределённо сказал Носач.

Глядя под ноги, Блажеёнок побрёл к выходу, у дверей замялся и, неуверенно оглянувшись, спросил:

– А з протоколом шо теперь робыты?.. Вин номерной…

– Засунь его себе в… – посоветовал Носач.