За чертой

В этот момент дверь кибитки отворилась, и из темноты вышел маленький смуглый мужчина в рубашке и без пиджака. Сощурился. Примадонна в гамаке повернулась, воззрилась на него. Как будто своим появлением в двери он отбросил тень, которую она заметила. Он оглядел гостей и их коней, вынул из кармана рубашки пачку сигарет «Эль-Торо», сунул сигарету в рот и начал рыться по карманам в поисках спичек.

— Buenas tardes,[332] — сказал Билли.

Мужчина кивнул.

— Вы что думали, цыганка споет вам оперу? — сказала женщина. — Цыганка! Ну конечно. Цыгане только и могут, что играть на гитарах и марафетить лошадей. Да еще плясать свои примитивные пляски.

Сидя в гамаке прямо, она подняла плечи и развела перед собой руками. После чего издала долгий пронзительный звук — не то чтобы крик боли, но что-то в этом роде. Кони шарахнулись и стали выгибать шеи, так что всадникам пришлось их развернуть, но и после этого они продолжали ежиться, переступать копытами и вращать глазами. На всех ближних полях крестьяне опять прекратили свою возню в бороздах.

— Вы поняли, что это было? — сказала она.

— Нет, мэм. Но это было здорово громко.

— Это был do agudo.[333] Вы думаете, какая-нибудь цыганка может взять такую ноту? Ага, хрипатая какая-нибудь цыганка!

— Н-ну, я не очень-то над этим задумывался.

— Покажите мне такую цыганку! — разошлась примадонна. — Хотела бы я взглянуть на такую цыганку.

— А кто марафетит лошадей?

— Цыгане, разумеется. Кто же еще-то? Марафетчики. Коновалы. Дантисты лошадиные.

Сняв шляпу, Билли вытер лоб рукавом; снова надел шляпу. Мужчина из кибитки уже спустился по крашеным деревянным ступенькам и сел на нижнюю, продолжая курить. Наклонился, щелкнул пальцами у морды пса. Пес попятился.

— А где все это произошло? Ну, в смысле, с мулом-то, — сказал Билли.

Она приподнялась и указала сложенным веером.

— На дороге, — сказала она. — Отсюда максимум метров сто. И как теперь двигаться дальше? Такой был мул! Обученный. С театральным опытом. Убит прямо в постромках пьяным идиотом.

Мужчина на ступеньках сделал последнюю глубокую затяжку и щелчком пустил окурком в пса.

— Передать им что-нибудь от вас, если мы их встретим? — спросил Билли.

— Скажите Хайме, что у нас все в порядке и чтобы он не торопился.

— А кто такой Хайме?

— Пунчинельо. Он у нас Пунчинельо.^{64}

— Кто-кто, мэм?

— Payaso. Как это? Паяццо. Шут.

— А, клоун.

— Да, да, клоун.

— В вашей постановке.

— Разумеется.

— Но я же его не узнаю без боевой раскраски.

— ¿Mánde?[334]

— Как мне узнать его?

— Узнаете.

— Он что — всегда людей смешит?

— Он всегда заставляет людей делать то, что ему нужно. Иногда заставляет молоденьких девушек плакать, но это уже другая история.

— А почему он вас убивает?

Примадонна, расслабившись, прилегла. Но продолжала изучающе смотреть на него. Потом перевела взгляд на работающих в поле крестьян. Помедлив, обратилась к мужчине на ступеньках:

— ¿Díganos, Gaspar. Por qué me mata el Punchinello?[335]

Он посмотрел на нее снизу вверх. Окинул взглядом всадников.

— Te mata, — сказал он, — porque él sabe su secreto.[336]

— Paff, — сказала примадонна. — ¿No es porque le sé el suyo?[337]

— No.

— ¿A pesar de lo que piensa la gente?[338]

— A pesar de cualquier.[339]

— ¿Y qué es este secreto?[340]

Мужчина поднял ногу в сапоге, положил на колено и принялся изучать сапог. Сапог был черной кожи со шнуровкой сбоку, довольно редкого для этой страны фасона.

— El secreto, — сказал он, — es que en este mundo la mascara es la que es verdadera.[341]

— ¿Le entendió?[342] — сказала примадонна.

Билли сказал, что понимает. Спросил ее, разделяет ли она это мнение, но она лишь расслабленно помахала рукой.

— Так говорит arriero,[343] — сказала она. — ¿Quién sabe?[344]

— Он говорит, это был ваш секрет.

— Фи! У меня нет секрета. Во всяком случае, больше я такими вещами не интересуюсь. Очень надо. Чтобы тебя каждый божий день убивали. Это выматывает силы. Лишает способности соображать. Уж лучше сосредоточиться на вещах помельче.

— А я, вообще-то, подумал, что это он просто из ревности.