За чертой

Стали радости скупы и редки,
и душа начинает стареть,
но в ореховые глаза соседки
еще нравится мне посмотреть.
Ничего от нее не нужно —
пусть себе рядом живет,
улыбается мне равнодушно,
на ребенка кричит и поет,
может быть, ее глупость крепче
ее розоватых сосков,
может быть, она каждый вечер
доит в сплетне чужих коров,
и, когда загрустив, потухает
шоколадное золото глаз —
я боюсь, что она считает
без конца дорожающий газ…
Ах, боюсь я, что плоти кроме —
против Духа Святого греша —
в ней, как нищий в богатом доме,
к сожаленью, живет и душа…

Пралайа

Клеветникам России.

Разомлев от культуры жирной,
рассевшись в ней, как в карете,
вы хотели бы объехать мирно
и этот обвал столетий
и нехотя — наискосок —
поглядываете на Восток:
— «От азиатской тьмы
им-де не скоро освободиться!» —
Вы думаете, что только мы
умеем пропадать и сволочиться?
Пусть даже бунтов огонь погас
в пролетариях с рентами и купонами —
вы думаете, только у нас
могут расстреливать миллионами?
И не Россия —
что ее, бедную, трогать —
Вы сами себя, дорогие,
возьмете под ноготь.
Казался вечным прочный ваш уклад:
двуспальная кровать, двуспальная Жанетта,
кино, беллот, вечерняя газета,
бордо к жаркому и — потом — салат.
Все было крепкое, привычное, свое —
жена и дом, имущество, ребенок —
и вот кончается родное бытие,
и мир чужой выходит из пеленок!..
Есть в сытости предел —
рубеж опасный духу, а не телу —
мечту, которая когда-то птицей пела,
на вертел кто ее от жадности надел?
А пустоту, что все растет, растет, растет,
растет —
поторопился завалить вещами?
Но вещи перестали быть рабами,
и каждая, как пьявка, вас сосет!
И день идет (уже не за горами!)
червонцы чуда станут черепками,
богатые — проснутся бедняками,
бесчисленными круглыми нолями
вслед за Единственным, что всех вас поведет
в пчелиный сот…
А магией научных откровений
в металл, как в плоть, войдет ваш гордый гений,
сверхмеханический осуществится Бес,
и рассчитает он безгрешными мозгами,
как жить вам всем, как быть со всеми вами,
каких достойны вы еще небес.
И захлебнетесь вы в рожденном вами чуде,
и царствию его конца не будет!..
Мир устал от метаний свободного Духа,
он хочет застыть и остановиться,
чтоб слышать, как пролетает муха
(если она пожелает еще родиться).
И для равенства в царстве Аримана,
стирая различия и оттенки,
будут шарить в душе, как в карманах,
а того, кто поморщится — ставить к стенке…
И чувствует сердце, тоской замирая,
перебоями екая,
что с Запада, а не с Востока,
словно лавина с вершин Гималаев,
надвигается еще далекая
Пралайя.

Ода герою