Ночной разговор (вариант XII-ой главы поэмы «Последний вечер»)
Равнодушно ленивов небывалое, в безвестное, в вечное, в прочьвлачит, как подол, сизый дым с неживого — в туманах — заливабезымянная ночь.Вдоль пустынь обезлюдевшей улицыфонари,одуванчики света,распустились в лиловое небо.И плетутся часы, как рабочие лошади,к постоялым дворам отдаленной зари.Над асфальтовым озером площадипамятник глухо сутулится,бросить скучное дело позировать правнукам, рад.Но привычка — вторая натура,и, в пространство вперив немигающий каменный взглядпровозвестника и авгура,для висящего рядом фонарного глобусанеподвижностью каменных рукиз кифары без струн извлекает неслышимый звук,и сошедший с ночного автобуса хмельнойшалопай монумент ободряет:— «Играй! Играй!Никому это жить не мешаети не помогает —ремесло из актива твое выпадает,искусства в агонии,и не творцы от сохи —завтра будут машиныписать стихи,рисовать картиныи сочинять симфонии!Сдаются в архивы — вторые планы,запредельного отблески света,романтические туманы,пасторальные чувства:Нужны небылые поэты,чтоб на заре небывалого векасоздавать сверхискусствадля сверхчеловека!» —Посылает рукой песнопевцу приветственный знакот сочувственного сожаленияи отчаливает кое-какза предел поля зрения.Уходит болтун, и опять монумент одинок…О, если б понять он мог!..
В апреле хочется сидеть щека к щеке,витать в луне и соловьиных стонах.Июль зовет смотреть в окно вагона,бродить в горах, валяться на песке.Сентябрь уводит к творческой тоске:дать рифмой тон, как звоном камертона,с палитры брать прозрачность небосклона,и глину мять в уверенной руке.А в декабре — в любом земном раюс французом, негром, австралийцем, греком —тебе вдруг кажется, что воздух пахнет снегом,и вспоминаешь молодость свою:сад под метелями, сугробы на опушке,на окнах сказочные льдинок завитушки…А в комнатах — мечтательный покой,роман Майн-Рида, логово диванаи — что в кострах воинственного стана —мигают в печке угли под золой……И вот сидишь в кибитке кочевой,свистит стрела, шипит змея аркана,за трудным продвиженьем караванаследит апаш в раскраске боевой,и черный глаз среди сухих камней,как щель, как цель, заклятье и угроза……И в пыльный зной бизоновых степейвдруг веет свежестью России и морозаот щек прислуги, розовых, как роза,от скифских растопыренных грудей.…И без конца потом воркует грезав гнезде неоперившихся страстей.