Читаем За чистое небо (Сборник) полностью

К счастью, командир полка Александр Андреевич Матвеев был человеком чутким и внимательным. Превосходный летчик, успевший повоевать еще на Халхин-Голе, он отличался умением разбираться в людях. Именно поэтому его в свое время выдвинули на политработу. В наш полк он прибыл уже комиссаром. Осенью сорок первого прежнего командира перевели в другую часть, полк же принял батальонный комиссар Матвеев. Уже позже он был переаттестован на командное воинское звание "майор".

Прочитав характеристику Чубукова, Матвеев решил прежде всего выяснить, как, при каких обстоятельствах сложилось такое мнение о молодом летчике.

В первую очередь напрямик спросил об этом самого Чубукова. Тот рассказал:

- Как-то среди летчиков возник спор о таранах. Одни говорили, что таран - это выдающийся подвиг; другие заявляли, что не только подвиг, но и наивысший, самый смелый тактический прием воздушного боя. Я не был согласен ни с теми, ни с другими. Кто-то спросил меня: "А как ты думаешь?" Я ответил: "По-моему, это безрассудная лихость". "Ну, это ты слишком, возразили мне товарищи. - Далеко не каждый способен проявить такую лихость". "А зачем она? - пытался я отстоять свое мнение. - Чтобы любой ценой сбить фашиста? Даже если придется пожертвовать своим самолетом и своей жизнью? Не слишком ли это дорогая цена?" "Ну, а если в бою все патроны кончились? Как тогда быть?" - спросили меня. "Надо не мазать, тогда патронов вполне хватит, чтобы сбить противника", - ответил я.

Конечно, не со всеми доводами молодого летчика можно было согласиться. В конце концов, бывают случаи, когда другого выхода, кроме тарана, нет. И все же иное мнение лейтенанта Чубукова по этому поводу не давало основания считать его плохим летчиком.

Беседуя с Чубуковым, командир понял, что молодой летчик не кривил душой. Рассказывал о случившемся с мальчишеской непосредственностью, краснея, себя нисколько не выгораживал, но и от своего мнения не отказывался. Но все ли было именно так, как он рассказал?

Матвеев запросил прежний полк Чубукова. На запрос вскоре прибыл ответ, который подтверждал, что лейтенант Чубуков действительно высказался против тарана как тактического приема воздушного боя. Это высказывание и послужило основанием для написания в его характеристике злополучной строки. Матвеев понял, что бывший командир Чубукова, мягко говоря, перебрал с такой характеристикой. Находившийся в это время в штабе полка командир эскадрильи Петр Покрышев был того же мнения.

- На войне о человеке судят не по словам, а по его делам, - твердо сказал он, положив на стол прочитанный ответ.

- Вот и проверьте, каков он на деле, - предложил командир полка. - А заодно пусть посмотрит, как дерутся ваши ребята, поучится у них...

Так Федор Чубуков оказался в эскадрилье капитана Покрышева. И уж коль скоро предстояло проверить, каков новичок в бою, Покрышев решил держать его поближе к себе. Он назначил Чубукова своим ведомым. В какой-то мере это был риск: а что если ведомый окажется не слишком надежным? Гитлеровцы чаще всего стремятся атаковать противника сзади, и, если ведомый проморгает или, чего доброго, оробеет, командиру не избежать удара, который может оказаться смертельным.

Боевой друг Покрышева Андрей Чирков напомнил ему об этом. Однако Покрышев не изменил своего решения.

К тому времени наконец-то удалось заставить "томагауки" не бояться русских морозов. Гидросмесь заменили новой, которая не загустевала на холоде, а чтобы морозы не разрывали масляные радиаторы, пришлось все время держать моторы в подогретом состоянии. Это, правда, здорово прибавило работы механикам, которой у них и без того хватало, зато теперь летчики полка могли летать.

И вот настал день, когда Петр Покрышев взял новичка в бой. Он включил его в свою группу не только потому, что хотел посмотреть, как будет вести себя молодой летчик в бою. Покрышева заботило и другое: если новичок окажется в тяжелом положении, ему необходимо будет помочь. "Пусть будет ко мне поближе, - думал командир эскадрильи. - В случае чего приду ему на выручку".

В том, что вылет не обойдется без воздушного боя, Покрышев не сомневался. Наступили декабрьские дни сорок первого года, когда наши армии, пытаясь помочь Ленинграду извне, вели тяжелые наступательные бои на направлениях Волхов - Кириши и Войбокало - Оломна - Погостье, стремясь отрезать, а потом и разгромить тихвинскую группировку противника. Гитлеровцы создали здесь значительное превосходство в силах, в том числе и в авиации. Они то и дело пытались бомбить наши войска. Чтобы воспрепятствовать этому, нашим истребителям приходилось чуть ли не беспрерывно "висеть" над передним краем. Ни один вылет в те дни не обходился без боя. И бои были тяжелыми, почти всегда неравными. Наши летчики говорили:

- Если нас трое, а их пятнадцать - это еще ничего, драться можно...

Это не было шуткой. Им действительно не раз приходилось вести бои при таком соотношении сил. Но Чубукову повезло - первый бой, в который он пошел ведомым Покрышева, проходил на равных.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное