За что мы проливали кровь…

Походная палатка взорвалась криками радости за брата по оружию, отодвигая на задний план напряжение перед утренним наступлением.

Капитан Скворцов был строгим командиром, но услышанные возгласы радости ему были знакомы. Сегодня пятеро его бойцов получили письма из дома. Ротный вошел в палатку. Дневальный выкрикнул: «Смирно!»

– «Вольно»! – отмахнулся командир роты.

Гомон сразу утих, и бойцы встали по стойке «смирно», хотя дневальный продублировал команду «вольно».

– Что за балаган перед утренним наступлением? – хмурясь, спросил Скворцов.

– Товарищ капитан, у Зубарева… – начал заступаться за всех, ефрейтор Василий Клочков.

Ротный оборвал Клочкова жестом и строго посмотрел на рядового Зубарева. Капитан Скворцов обладал феноменальной памятью. Он знал каждого бойца своей роты по имени отчеству, откуда тот родом и его дату рождения.

– Георгий Алексеич, мне послышалось, что вести из дома принесли вам дочь? – спросил капитан.

– Так точно, товарищ командир! – радостно выпятил грудь вперед, выполняя строевую стойку, рядовой Зубарев.

– Дочь – это самая тонка работа родителя! – вдруг улыбнулся ротный и протянул раскрытую ладонь для рукопожатия, – Я тебя поздравляю, Георгий!

Поздравив Георгия, командир роты обернулся и крикнул:

– Завхоз!

– Я, командир!

– Выделить пятьдесят грамм за новую жизнь!

– Есть! – ответил завхоз под одобрительный гвалт бойцов.

Ротный повернулся к Зубареву и строго произнес:

– Георгий, приказываю тебе выжить в завтрашнем бою ради своей семьи!

– Есть, командир!

Звон в ушах после взрыва, заставил потрясти головой, с которой тут же посыпались комья земли. Пилотки нигде не было видно. Высоко не приподнимаясь, Георгий осмотрелся. Он видел, как от попаданий пуль, деревья брызгали изувеченной древесиной. Пересохшая земля взрывалась комьями. Шум боя начал проступать сквозь пелену легкой контузии, заполняя все пространство. Подняв выпавшую из рук трехлинейку, Георгий пополз к ближайшему окопу. Именно туда одна из санитарок сейчас волокла раненого.

– Держать позиции!

Доносился приглушенный шумом боя голос взводного.

Георгий стрелял, не целясь, настолько плотным казался строй наступавших фрицев. Если не удержать захваченный утром рубеж, то все потери были напрасными. Георгий сбился со счета, сколько раз за сегодняшний день они ходили в атаку и отступали, но рубеж все равно оставался за ними.

Рядом, на дне окопа, в приступе боли кричал боец. Совсем юная санитарка со слезами на глазах прижимала его к земле. С шепотом успокоения она пыталась забинтовать раненому перебитую правую руку.

За грохотом бой не было слышно криков призыва. Как капитан Скворцов с пистолетом в руке выбрался из окопа и, что-то прокричав, устремился вперед, Георгий увидел краем глаза. Он сам уже мчался в атаку.

Прорываясь сквозь облако пыли, Георгий заметил бегущего справа и впереди друга Васю Клочкова. Вдруг тот дернулся назад, будто с чем-то столкнулся, и красный бисер крови рассыпался веером. Георгий не увидел, как его друг падает замертво, разрыв ручной гранаты бросил самого на истерзанную землю.

– Надо отступать! – прорвался чей-то голос сквозь туманную завесу полузабытья.

Георгий открыл глаза и увидел знакомое зарёванное и грязное лицо санитарки.

«Кажется, Зиной зовут… Да, Туснолобова Зина…» – отстраненно подумал он.

Санитарка заматывала ему левую ногу. На голове Георгию, что-то мешало, закрывая левый глаз. Он попытался убрать.

– Что ты делаешь?! – испуганно вскрикнула Зина. – Нет-нет, миленький, не трогай повязку!

– Что с моим глазом? – охрипшим голосом спросил Георгий.

Зина вновь заплакала, продолжая завязывать грязную, окровавленную повязку на ноге.

– Сейчас я тебя вытащу отсюда, родимый! – рыдала она. – Надо уходить!

В памяти неожиданно всплыл момент смерти друга, а также многих бойцов из роты. Причуда сознания заменила видение плотных рядов фашистов на образ его молодой жены с дочерью на руках.

«Не-ет! Никуда отходить нельзя! Нельзя допустить фрицев до моей семьи!»

– Ты куда?! – испугалась санитарка, когда Георгий внезапно поднялся, морщась от боли, и ища уцелевшим глазом оружие.

Чья-то винтовка валялась на дне окопа.

– Дай! – потребовал Георгий, жестко глянув на Зину, обрывая ее стремление задержать. – Нельзя их пропустить! Понимаешь?! Надо гнать тварей с нашей земли!

Она понимала его. Подняв оружие, отдала, а после, помогла выбраться из окопа. Зина еще какое-то время смотрела, как раненный боец, хромая, идет вперед, после чего устремилась на помощь другим.

Получив тяжёлое ранение, Георгий Зубарев не оставил поля боя, а продолжал со всеми отражать атаки врага.

Стоя у окна второго этажа госпиталя, Георгий смотрел на облетевшие деревья, раз за разом возвращаясь в тот далекий день. Он грустно улыбнулся, вспомнив слова ротного.

– Я выполнил приказ, командир. Остался живым в том бою, – тихо сказал Георгий, тяжело вздохнув.

«Они выстоят! Они выгонят во́рога с родной земли, не отдадут свои семьи им на растерзание! Лишь бы потомки это не забыли. Лишь бы ценили то, за что мы проливали кровь…»