За чужие грехи

Жизнь продолжается, — сказал он сам себе, зная, что никто больше не скажет. Ведь никто не знал о том, как сильно ранило его случившееся с Наташей. Все кругом были уверены в том, что он любит Таню и когда-нибудь они, выросшие вместе, обязательно поженятся и будут жить долго и счастливо. Сестры Ивановы в план матерей Тани и Миши никак не вписывались. Чувства Миши в этот план тоже никак не вписывались, но теперь они не имели значения, потому что там, где в его душе только зарождалась прекрасная и светлая любовь к Наташе, теперь жила молчаливая и покорная скорбь по ней и любви, которую он похоронил вместе с ней.

Живые не должны любить мертвых, это правило Миша хорошо усвоил на примере своих родителей. Помнить — да. Но любить нет. Живые должны любить живых. Или не любить уже никого больше.

Глава четвертая

Первые три дня после похорон Наташи Кир провел достаточно однообразно. Вечерами он напивался так, что был уверен, что эта ночь последняя в его жизни, а утром отчаянно пытался отойти и вернуть себе человеческий вид при помощи тонн аспирина, которыми он старательно накачивал себя, как будто пытается покончить с собой, а не победить похмелье. Все это время в квартире царила такая тишина, что делалось жутко. Ему казалось, что он потерял слух или попросту умер, по-другому просто не могло быть.

Все забыли его — Ангелина куда-то исчезла, даже с работы не звонили узнать, куда он пропал на столько времени.

Владимир не звонил, а набрать его номер не позволяла гордость, Кир казался себе оторванным от мира. Он попытался вспомнить номер хоть одной своей бывшей любовницы, чтобы переброситься с ней парой фраз, но не смог вспомнить как имена и телефоны соотносятся между собой. Его никогда не интересовали люди, а только то, что от них можно получить. Поэтому сейчас ему просто некого было позвать на помощь, чтобы спастись от этого огромного гнетущего одиночества и не менее гнетущего и невыносимого чувства вины.

Он взял сигареты Ангелины, оставил записку под дверью, надеясь, что она вернется сама и пошел к ее дому, как шел уже однажды, казалось бы, вечность назад. Тогда все еще не зашло слишком далеко. Тогда Наташа еще была жива… а у него был хоть незначительный шанс… почему он не думал об этом тогда, совершив столько ошибок? Сейчас он был бы согласен на что угодно, хоть опекуном Люсе быть, лишь бы она перестала так люто и сильно ненавидеть его и обвинять в смерти сестры. Впрочем, он ведь действительно виноват.

Так незаметно он оказался у того самого подъезда. Все еще спали, было очень тихо, только где-то далеко лаяла собака.

Кто-то прошел мимо, потом какие-то пьяницы, потом пара дворников, за это время он выкурил много сигарет сидя на лавочке у подъезда, но Ангелина так и не появилась.

Может быть, она вернулась к мужу?

Эти мысли были полны зависти — потому что почти у каждого человека был кто-то, к кому можно было вернуться или от кого можно было уйти. А у него теперь была только мифическая девочка, ненавидевшая его всем своим существом, которую любить можно только на расстоянии. Любить? Какое непривычное и глупое слово. А не лучше ли выбросить его из головы?

Если это еще возможно.

— Константин? — он не сразу понял, что обращаются к нему, резко обернулся и встретился взглядом с тоненькой светловолосой девочкой в красном пальто. Она казалась ему смутно знакомой и в этих чертах было что-то уже встречавшееся ему где-то, напоминавшее кого-то… Ангелину? Он очень постарался и вспомнил день знакомства с Ангелиной. Ее сестра. Как же ее звали? Она тоже не могла вспомнить.

— Не угадала, — усмехнулся он, оттягивая время, чтобы припомнить ее имя.

Девочка, а выглядела она не многим старше Люси, скорее всего была ее ровесницей, такого же роста, такая же хрупкая, тощая, только в отличие от нее какая-то вызывающе яркая и вульгарная. Ее миловидность вызывала скорее отвращение, чем симпатию.

Черты лица как у куклы, завитые в плотные кудри недлинные светлые волосы нещадно выжженные перекисью как у куклы, большие распахнутые глаза как у куклы и, конечно же, насыщенно розовые губы как у куклы. Все говорило о том, что она сошла с витрины магазина детских игрушек и теперь гуляет одна по городу.

— А чего отзываетесь? — с какой-то детской непосредственностью спросила девушка, — ну… тогда Кирилл?

— Тепло, — старая привычка играть и флиртовать. По-хорошему он должен был сказать ей, что ее не касается, как его зовут, да и вообще со старшими нужно вести себя уважительнее, и чтобы она проваливала и не мешала ему ждать Ангелину. Но по-хорошему он не привык, к тому же нужно было как-то отвлечься от собственных мыслей.

— Вы надо мной издеваетесь! — всплеснула руками девочка, — лучше «огоньку» дайте.

Он протянул ей зажигалку, наблюдая, как она достает из кармана пальто пеструю пачку ароматизированных сигарет, вынимает одну длинную и тонкую и изящно закуривает. Возвращать зажигалку она не спешила, считая ее поводом для знакомства.

Так как же ее звали? Имя такое же кукольное. Как могут звать куклу? Люся…