За чужую свободу

– Не плачь, Жак, – со странной улыбкой сказал Соберсе. – Мы утешим тебя; ты, наверное, знаешь, как можно подойти к деревне незаметно со стороны Ажуйского леса.

Мальчик радостно закивал головой.

– О, господин капитан, – восторженно сказал он, и его глаза высохли, – я знаю дорогу. Я выведу вас к самому дому господина кюре из леса. Но, – добавил ребенок серьезно, оглядываясь, – вас мало, господин капитан, их не меньше ста.

– Ну, что ж? – улыбнулся Соберсе. – Разве ты думаешь, что один драгун не стоит четырех немцев?

Раздирающие душу крики неслись почти из каждого дома. Безнадежная, но отчаянная борьба происходила во дворах и на единственной улице деревни. Старики и подростки с голыми руками набрасывались на хорошо вооруженных немцев, защищая своих жен и дочерей. Через выбитые рамы немецкие солдаты выбрасывали убогий крестьянский скарб. Разбивали сундуки, вспарывали тюфяки, ища денег. Из погребов выкатывали бочонки сидра и холодного вина, ловили домашнюю птицу, закалывали поросят и телят. И вдруг неожиданно, покрывая на мгновение отчаянные вопли, пронесся грозовой крик:

– Вперед! Смерть разбойникам!

И французские конные егеря бурей ворвались с двух сторон в деревню. В одно мгновение находившиеся на улице немцы были изрублены. Спрыгнув с коней, егеря бросились по дворам. Обезумевшие, застигнутые врасплох немцы гибли, не успевая оказать сопротивления, под бешеными ударами сабель. Кто успевал, бросал оружие и поднимал руки вверх, но разбирать не было времени. С тремя человеками Соберсе ворвался в дом кюре. Недалеко от крыльца с раскинутыми руками лежал труп старого кюре. Седые волосы его были в крови и грязи, но лицо, спокойное и ясное, с полуоткрытыми глазами, было обращено к небу…

Двое немецких офицеров едва успели вскочить.

– Сдавайтесь! – закричал Соберсе, поднимая саблю.

Вместо ответа раздался выстрел, но в ту же минуту выстреливший немец упал с разрубленной головой.

Другой попытался выскочить в окно, но был схвачен. Его толстое лицо с низким лбом, обрамленным жесткими рыжими волосами, с щетинистыми усами, имело выражение трусливой злобы. Два егеря не очень деликатно держали его за руки.

– Кто вы такой? – резко спросил Соберсе.

– Я поручик Рейх, – ответил немец, – это единственное, что я скажу вам, больше я не отвечу ни на один вопрос.

– Я вас буду судить, поручик Рейх, – сурово сказал Соберсе. – Вы расстреляли кюре, вы отдали деревню на разграбление вашим солдатам.

– Приговор я знаю, – хриплым голосом возразил Рейх, побледнев.

Он уже овладевал собою и держался мужественно.

– Тем лучше, – холодно сказал Соберсе, поворачиваясь.

– Я хотел еще сказать вам, господин капитан, – остановил его Рейх, – что на вашем месте я поступил бы так же. И в свое время я не отступал от этого правила. Я ведь был в отряде майора Люцова, – добавил он со злой улыбкой.

– Ну что ж, – пожал плечами Соберсе, – вы пожнете то, что посеяли…

Из всего немецкого отряда уцелели, кроме Рейха, только трое. Пруссак, баварец и саксонец. Со связанными за спиной руками они стояли бледные, исподлобья глядя злыми глазами.

Соберсе вышел на крыльцо. Около него очутился маленький Жак.

– Вот он! Это он! – кричал Жак с горящими глазами, указывая ручонкой на пруссака. – Это он ударил моего отца прикладом и за волосы тащил мою сестренку. Это он. Убийца! Убийца! Убийца! – закончил он, грозя кулачонком немцу.

Соберсе положил руку на голову ребенка.

– Дитя, уйди, тебе здесь нечего делать, – сказал он, – но когда вырастешь – не забудь того, что видел. Иди.

Ребенок послушно повернулся.

– Но ведь вы накажете их, господин капитан? – уже робко спросил он.

– Иди, иди, дитя, – повторил Соберсе.

Медленно, оглядываясь, ушел Жак. На крыльцо вывели Рейха. Соберсе подозвал капрала.

– Допросили пленных? – спросил он.

– Допросили, господин капитан, – ответил капрал. – Они из Силезской армии. После сражения при Бриенне они ничего не знают об армии. Она разбита и бежит разными дорогами…

Соберсе кивнул головой и тихо сказал несколько слов капралу. Потом вернулся в дом кюре. Проходя мимо Рейха, он отдал ему честь. Рейх угрюмо посмотрел на него.

Соберсе встал у открытого окна. Он был бледен. Темные брови были нахмурены. Губы плотно сжаты. Он неподвижно стоял у окна, вытянув шею, прислушиваясь. Медленно текли мгновения. Но вот раздался короткий залп. Соберсе отшатнулся от окна и дрожащей рукой отер выступивший на лбу пот…

XXII

Блюхер был в восторге. По настоянию Александра было решено дать Наполеону сражение у Ла – Ротьера и командование в бою армией поручено Блюхеру, хотя главные силы составляли русские войска Сакена, Олсуфьева, Васильчикова, Раевского. Но русские генералы уже привыкли к этому, и угрюмый Сакен уже готовился, как при Кацбахе, спасать армию от стратегического гения прусского фельдмаршала.