За чужую свободу

– Княгиня, – дрогнувшим голосом сказал Левон, – клянусь честью, Богом, в которого вы верите, я не хотел сказать ничего оскорбительного. Ни одна нечистая мысль не коснулась вас. Я не думал ни о роскоши, окружающей вас, ни о богатстве, которым вы теперь располагаете. Дядя достоин любви и уважения… Но мне больно, мне тяжело, княгиня, – продолжал он, – ваше отношение ко мне. Ваши взгляды, ваши слова. Разве я враг вам? Да я жизнь отдал бы за ваше ласковое слово!.. Нет, нет, – страстно заговорил он, заметя ее негодующий жест. – Я одинок, очень одинок. Мое сердце не согревало никогда нежное чувство. Я не знал матери, смутно помню отца, даже няня не певала песни над моей колыбелью. Мое сирое детство прошло среди наемных людей. А потом юность, потом боевая жизнь со случайными товарищами. Сегодня жив – завтра умер. Скажите же, княгиня, что остается мне в жизни!.. Я еду теперь на войну, быть может, я не вернусь, и никто, кроме дяди, не пожалеет обо мне. Но дядя прожил уже большую жизнь, он много перенес в жизни потерь, он сам уже близится к закату… А я один, я песчинка в пустыне, всплеск волны в океане, случайно сорванный ветром лист с огромного дерева человечества… Так неужели вы строго осудите меня за невольный порыв к солнцу, свету, теплу!..

Княгиня сидела, опустив голову, и по ее щекам текли слезы.

– Княгиня, – снова начал Левон, – не думайте обо мне дурно. Не подозревайте меня в нечистых чувствах и намерениях. У меня нет сестры, будьте мне сестрой. Дайте руку, благословите меня на неведомое будущее…

Он остановился перед ней, весь охваченный неудержимым порывом. Было мгновение, когда он хотел броситься к ее ногам.

Она подняла на него свои загадочные глаза, теперь полные слез, и молча протянула ему руку.

– Благодарю, – сказал князь, с чувством целуя ее.

– Простите, – начала княгиня, – я была не права… Но я так измучилась за эти месяцы… И я уже нашла… почти нашла, – поправилась она, – новый путь, когда явились вы и… мне говорили…

Она замолчала.

Князя поразили ее слова о новом пути. Смутные мысли налетели на него. Напраксина, отец Никифор, слова Новикова. Ревнивая тоска сжала его сердце. Теплое чувство, наполнявшее его, вдруг исчезло. Он подозрительным, жестким взглядом смотрел на княгиню.

– Кто же указал вам этот новый путь, княгиня? – сухо спросил он, – не новоявленный ли пророк?

Княгиня уловила перемену в его голосе, но странно, прежняя надменность не вернулась к ней. Она кротко ответила:

– Не смейтесь над ним. Он боговдохновенный человек. Он провидец и… утешитель.

– Но чем же он подчинил и успокоил вашу душу? – стараясь сдержать себя, спросил Левон.

Он чувствовал себя крайне раздраженным и вместе с тем ему бесконечно было жаль княгиню, такую теперь беспомощную, кроткую и слабую.

– Я встретилась с ним случайно, – тихо и задумчиво начала княгиня, – у князя Голицына. Отец дружен с ним. Когда я особенно тосковала, отец посоветовал мне пойти к нему, поговорить с ним. Вы знаете, к Голицыну ходит много наших дам. Он дает книги… Учит молиться. Я пошла… Ах, разве можно передать те чувства, которые я испытала в его молельне!.. Темно… Только горит над плащаницей кровавое сердце, – это лампада сделана из красного стекла в виде сердца, – пояснила она. – Красный слабый отблеск озаряет потемневшие лики святых, на старых образах, без риз. Он говорит: это сердце Иисусово пламенеет кровью и любовью за весь мир… Я не помню всего… было страшно и сладко… А в молельне был отец Никифор… Когда он положил на плечо мне руку и посмотрел на меня… его глаза чудно светились… мне стало так легко, так отрадно… – Княгиня говорила беззвучным голосом, опустив глаза, словно вспоминая какой‑то чудесный сон… – Потом, – продолжала она, – я встречалась с ним у княгини Напраксиной… Он научил меня верить в Бога и говорил, что близок час, когда он введет меня в сонм святых… Напраксина говорила, что это только для особо посвященных… у него собрания… Вот и все… Его слова успокаивают… На днях я должна уже ехать к нему…

– Вы не поедете! – горячо воскликнул князь. – Этот изувер преследует дурные цели… Вам нечего искать нового пути… Ваш путь перед вами…

Княгиня покачала головой.

– Он наполнил пустоту моего сердца, – сказала она. – Я мужу об этом не говорила. Вы знаете его…

– Княгиня, дорогая, милая сестра моя, – начал князь голосом, исполненным глубокой нежности, – обещайте мне не ехать к нему, пока я не скажу вам. Это первая просьба вашего друга, вашего брата, быть может, обреченного на смерть. Дайте слово, даете? Обещаете? Да?

Княгиня несколько мгновений колебалась и затем, подняв на Левона сияющие глаза, твердо ответила:

– Обещаю, милый брат.

Князь поцеловал ее руку.

Короткий зимний день погасал. Красный закат, пылавший над Невою, последним отблеском озарял и лицо княгини, и залу, и блестящую форму князя Левона.

Князь сел рядом с Ириной. И тихо, доверчиво она рассказывала ему повесть о своей судьбе.