За чужую свободу

Евстафий Павлович пришел в восторг от этого отеля. Но, к великому сожалению друзей, никто из них не имел возможности отправиться навстречу дорогим гостям. Сегодня государь назначил на площади Согласия парад и торжественный молебен, и все офицеры должны были присутствовать, а Левон по своему новому званию флигель — адъютанта должен был ехать сейчас же для сопровождения государя.

— Ну, что ж, — сказал Евстафий Павлович, — я сам их встречу и привезу сюда. Ну, слава Богу! Уж как я рад, что эта проклятая война кончилась!

И от избытка чувств он снова перецеловал друзей.

Приемные дворца Талейрана были с самого раннего утра переполнены высшими военными и гражданскими чинами. Особое внимание привлекали к себе сподвижники Наполеона. Со смешанным чувством стыда и грусти смотрел Левон на этих прославленных героев, прогремевших на весь мир, покинувших в последнюю минуту того, кто дал им славу, богатство, титулы, почти престолы — своего вождя и друга! Гордо возвышалась фигура Нея с львиной головой, маршал Удино, герцог Реджио непринужденно беседовал с принцем Невшательским Бертье и маршалом Лефевром. герцогом Данцигским. Тут стоял в толпе наполеоновских генералов и Макдональд, герцог Тарентский… С гордым видом проталкивались вперед французские аристократы, роялисты из фобурга Сен — Жермен и поспешившие прилететь на добычу авантюристы — эмигранты. Их король находился еще в Гартвелле, откуда собирался проехать сперва в Лондон к принцу — регенту. На днях ожидался приезд в Париж брата короля и его наместника, достаточно известного всей Европе графа д'Артуа. Роялисты чувствовали себя хозяевами положения. Мелькали черные сутаны. Левон заметил Дегранжа. В задней маленькой приемной, почти пустой, так как все теснились поближе к пути шествования государя, Левон вдруг увидел знакомое лицо. Он сразу узнал этого бледного худощавого офицера. Это был виконт Соберсе, похудевший, осунувшийся, бледный, с угрюмым, мрачным взглядом. Рядом с ним стоял другой офицер, постарше, но еще молодой, с тонкими чертами лица и надменным выражением.

— Виконт! — радостно воскликнул Левон, — это вы? Как рад я видеть вас.

Соберсе поднял глаза, несколько мгновений присматривался, и его мрачное лицо просветлело.

— Князь, — протягивая руку, ответил он, — какая встреча!

Молодые люди сердечно пожали друг другу руки.

— Мой друг, граф д'Арвильи, — сказал Соберсе, указывая на своего соседа.

Граф холодно поклонился.

— Я имел честь встречаться в Петербурге с маркизом д'Арвильи, — сказал Левон. — Это ваш родственник?

— Это мой отец, — сухо сказал граф.

Левона поразил оттенок пренебрежения, с каким граф произнес эти слова. Он снова обратился к виконту.

— Я не ожидал вас сегодня встретить, — начал он, — и тем более рад…

Соберсе вспыхнул.

— Я здесь не для выражения преданности. Я не признаю и никогда не признаю своим королем наследника позора и рабства, — дрожащим голосом произнес он. — Я подданный императора острова Эльбы. Ведь вам известно, что бывшему императору Франции отдается остров Эльба?.. Мы его адъютанты, и мы последуем за ним. Мы здесь для того, чтобы иметь возможность ближе увидеть общественное настроение.

Д'Арвильи слушал этот разговор с равнодушным, холодным лицом.

— Я вас понимаю, — просто ответил Левон. Чтобы переменить тему разговора, он сказал: — Здесь дядя, и, наверное, он будет рад повидать вас.

— О, с удовольствием, если будет возможно, — отозвался Соберсе.

Затем Левон рассказал, что был свидетелем геройской смерти Дюмона. Соберсе грустно кивнул головой.

— Я имел печальное утешение отдать ему последний долг, — сказал он, — я похоронил его. Около него все время находился приставленный мною верный человек. Он нашел его тело и известил меня…

В эту минуту, оживленно разговаривая с высоким, изысканно одетым пожилым человеком, в приемной появился маркиз д'Арвильи. И вдруг остановился бледный, словно окаменевший. Он узнал своего сына. Граф тоже узнал отца, но только на миг его гордое лицо дрогнуло, и он продолжал смотреть тем же холодным, равнодушным взором.

— Рауль, мой мальчик! — воскликнул старик, бросаясь к сыну с протянутыми руками. — Сколько лет на мои письма я только изредка получал от тебя одно слово, что ты жив!.. Как я искал тебя!

Граф с поклоном отступил на шаг и потом, выпрямившись, холодно ответил:

— Мой отец, вы искали меня не там, где надо, я все время был там, где была честь и слава Франции.

Руки маркиза опустились. Последняя краска сбежала с его лица. Оно приняло жалкое, страдальческое выражение.

— Но ты теперь здесь! Этим все сказано! Ты заблуждался, мой мальчик, — тихо начал он.

— Да, — ответил граф, — вы правы, отец. Мы, может быть, заблудились, но на полях славы, а не в передних врагов родины! Во всяком случае, я не подданный бывшего графа Прованского и вашими стараниями ныне короля униженной Франции.

Маркиз поднял руки, словно умоляя сына замолчать, и бросил мгновенный, испуганный взгляд на своего собеседника. Сын поймал этот взгляд и с нескрываемым презрением произнес: