За день до послезавтра

Хертлинг заставил себя сдержаться, не выругаться вслух. Все-таки его первое впечатление было абсолютно верным: Петерсен очень и очень непрост. Приятно оказываться правым, оценивая людей из иного социального слоя.

— На этот вопрос в принципе невозможно ответить даже ориентировочно. Любая моя попытка назвать какую-то округленную цифру была бы лукавством. Но что я могу сказать твердо и без оговорок: никакие наши жертвы не заставят нас отказаться от решения осуществить наши благородные цели. Наша цель — установление мира на земле, снижение уровня угрозы мировой стабильности и правопорядку, принесение народам России свободы и прав. С этого пути мы не свернем, даже если будем вынуждены нести потери.

Снова пауза: корреспондент Си-би-эс внимательно смотрит на генерала, то ли ожидая продолжения, то ли просто давя на нервы. Обойдется.

— Спасибо вам, генерал Хертлинг. Мы все желаем успеха нашим ребятам. Спасибо. С нами был…

Камера плавно повернулась, отводя свой зрачок от фигуры командующего, и тот отступил в сторону. До самой последней секунды он не был уверен в том, что ублюдок не задаст тот вопрос, который был у него в глазах. Вопрос про адрес того самого «неспровоцированного русского вторжения», послужившего поводом для начала операции, названной «Свобода России». Будто для этого нужен повод.

— Все?

Лейтенант кивнул, и Хертлинг с облегчением направился к штабной машине, не обращая никакого внимания на взгляды, которыми его провожали члены команд всех трех новостных агентств. Бойцы охраны уже начали двигаться вперед, создавая рыхлый пунктир внутреннего периметра охранения его персоны. Конечно, это не спасет от пули снайпера, выпущенной с крыши любого из домов в полумиле в любую сторону. Но он не чувствовал, что подвергается опасности лично. В городе почти не стреляли, только где-то вдалеке к северу слышалась негустая перестрелка. Добивают полицейский участок или засевших в своем бараке курсантов военно-морского училища? Судя по звукам, вряд ли это что-то более серьезное. И слава Богу. Но ощущение того, что в данную, текущую секунду где-то происходит нечто важное, все-таки не проходило. Он не мог отделаться от мыслей о том, что несколько последних минут были потрачены им здесь, на площади Дома Советов, совершенно зря.

Заигрывания с гражданскими новостными агентствами Хертлинг считал совершенно излишними. В конце концов, есть на редкость четко очерченный социальный заказ: «русские виноваты, а мы миротворцы». Он с пониманием относился к желанию каждого отдельного корреспондента выпендриться, запомниться аудитории как либерал, но попустительствовать этому надо было очень в меру. Список вопросов, задаваемых в прямом эфире людям такого ранга, как он, должен быть рассмотрен и утвержден где-то «наверху». Как минимум в отделе по связям с общественностью штаба Вооруженных Сил НАТО в Европе, а лучше в Вашингтоне. Если же задается вопрос, не оговоренный заранее, корреспондент или агентство лишаются аккредитации при штабе, лишаются пропуска в зону проведения операции. Можно было без труда представить, чего это будет стоить рейтингу телеканала в столь горячее время. Соответственно, они будут вести себя разумно. Более разумно, чем Петерсен, который удержался с трудом. Или, возможно, просто намекал: «Я могу задать тот самый вопрос вслух, в прямом эфире. И я этого не делаю. Какая награда мне за это будет?»

В голове генерала с трудом укладывалась тупость вашингтонских мальчиков, засевших в комфортабельных, кондиционированных офисах с собственными туалетными комнатами и батальной живописью на стенах. Он воспринимал их глупость, их оторванность от реальной жизни как данность, как факт, но так и не мог принять по-настоящему. То, что русские не то чтобы напали, но устроили военную провокацию, сообщалось как-то невнятно, общими словами. Очень разными. Учитывая время, затраченное на подготовку психологической, пропагандистской составляющей операции «Свобода России», это было как минимум странно. Это должно было бросаться в глаза. И наверняка бросалось — довольно большой доле людей с коэффициентом интеллекта выше среднего. «На кого это там русские напали? — могли хотя бы риторически спросить они. — Где это там тысячи беженцев бросают свои дома?»