За державу обидно

Я поехал. Группа располагалась в одной из гостиниц вблизи Сальянских казарм. Кстати о самих Сальянских казармах. Свое название они получили от француза на русской службе по фамилии Сальян. Служил француз в царствование государя-императора Николая I. Где и как «пролетел» француз перед царем, история умалчивает. По высочайшему указу был направлен служить в считавшийся тогда совершенно диким местом Баку. Француз был хорошо образован, обладал высокими организаторскими способностями и, желая искупить вину, развил бурную деятельность. В короткие сроки (3–4 года) под его личным руководством построили городок-крепость, красиво, добротно, с учетом особенностей местной архитектуры, когда здания строятся так, что зимой в них тепло, а летом прохладно. Городок искусно озеленен, благодаря чему в нем создался изумительный микроклимат. Завершив строительство, Сальян, надеясь на снисхождение, отправил Николаю I восторженное письмо, смысл которого можно свести к одной фразе: «Государь, докладываю, в этом диком краю я, Сальян, построил земной рай!» Ответ императора был краток: «Построил земной рай — молодец! Ну и живи в нем!» Что было потом, куда делся Сальян, неизвестно, по крайней мере мне. Имя свое он увековечил, но вернемся в наше время.

Итак, поспешно созданная после очередного «удивления М. С. Горбачева» и в пожарном порядке отправленная в Баку группа следователей пыталась отладить свою работу. Старшего группы генерал-майора (фамилии не помню) я не нашел. Следователи группы, с которыми я встретился, были частично мне знакомы. Частично не знакомы, но все равно отнеслись ко мне вполне дружелюбно. Это объяснялось предельно просто. Как говорил Маугли, мы были одной крови: я и подобные мне гасили конфликты, а они и подобные им разбирались в их последствиях, пытались в совершенно диком беспределе навести какой-то, пусть маленький, пусть поверхностный, правовой порядок. Я и они отчетливо сознавали, что в любую минуту мы могли пасть жертвой сановного решения какого-нибудь очень высоко стоящего партийного чиновника или чиновного аппарата в целом, или очередного телешоу Горбачева. Примеры тому, достаточно свежие, были перед глазами. Наиболее яркие из них — генерал-полковник Родионов, которого с легкостью необыкновенной сделали заложником чиновничье-бюрократических, номенклатурно-партийных игр в законность.

Все многочисленные таланты генерала Родионова, брошенные на момент разбирательства на одну чашу весов, не оказали практически никакого воздействия в обстановке, когда надо было спасать честь и достоинство члена Политбюро ЦК КПСС Шеварднадзе и первого секретаря КПГ Патиашвили.

Я кратко ввел представителей следовательской группы в обстановку. Многие из них крутили головами, но тем не менее дружно, в один голос, заявили, что намерены стоять на букве закона и беспристрастно разобраться во всех имевших место безобразиях. Тем более, что для начала работы материала более чем достаточно. Один из следователей пододвинул стопку стандартных листов, на глаз штук 150–170. Я бегло их прочитал. За этими листками стояла чья-то неуклюжая, не очень умная, но упертая и целенаправленная организаторская работа. Все они были озаглавлены совершенно одинаково: «Перечень преступлений, совершенных военнослужащими воздушно-десантных войск на территории Баку 19–20 января 1990 года». Тексты разнились, но незначительно: убиты сотни, ранены тысячи. Украдено совершенно неимоверное количество машин, холодильников, ковров, денег, драгоценностей. И выводы были везде одинаковы: требуем немедленно разобраться и сурово наказать.