Пока мы так мило разговаривали, под покровом темноты на аэродроме кипела работа. В трехстах метрах (справа и слева от КПП) саперы резали проволоку аэродромного ограждения, готовили проходы для машин. Колонны двух рот с потушенными фарами выдвигались в исходное положение. На броне каждой роты десантом сидела еще одна рота. Хорошо груженные «Уралы» готовились к работе в качестве тягачей и толкачей. Что это такое? На бампер «Урала» крепились 2–3 больших бревна, к ним 2–3 ската. На лобовом стекле панцирная сетка, от пуль не спасет, а от камней и гранат — очень даже. Водители и старшие машин в касках и бронежилетах, окна открыты, у старшего автомат наготове, у водителя — на коленях.
Прибывший офицер доложил мне шепотом, что все готово! Я подвел итог разговору: «Ну, черт с вами, я вас предупредил». В ответ улюлюканье, свист, ликующее злорадное гоготанье.
Как всегда в таких случаях — обмен впечатлениями о мнимо одержанной победе.
— Вперед! — приказал я.
Через проделанные проходы роты вырвались на шоссе. В считанные секунды замкнули клещи. Десант спешился и с криком «ура», стреляя в воздух в целях создания паники, атаковал с двух направлений.
Не ожидавшие такого свинства «победители» с воплями разбежались по находящимся на противоположной стороне дороги виноградникам, но не все, 92 человека были отловлены, сбились в кучу. От былого торжества не осталось и следа. Убитых и раненых не было. На земле валялось оружие, хозяев у него, естественно, не нашлось. Ведь ночью все кошки серы. «Уралы» растащили и растолкали КРАЗы и КамАЗы. Путь был свободен.
Рязанский полк, а за ним Костромской двинулись на Баку. Тульский я придержал в резерве, на случай непредвиденных обстоятельств. Командный пункт развернули здесь же, на аэродроме, в двух комнатах офицерского общежития. Рязанцы шли тяжело. В общей сложности им пришлось расшвырять, разбросать, преодолеть 13 баррикад разной степени плотности, 30 километров и 13 баррикад. В среднем одна на 2–2,5 километра. Дважды противодействующая сторона применяла такой прием: по шоссе, где предстоит пройти полку, мчится наливник тонн на 15. Задвижка открыта, на асфальт хлещет бензин. Топливо вылито, наливник отрывается, а из окружающих виноградников на дорогу летят факелы.
Колонну встречает сплошное море огня. Ночью эта картина особенно впечатляет. Колонна начинает с двух сторон, по виноградникам, по полям обтекать пылающий участок; из виноградника гремят выстрелы; роты скупо огрызаются. Тягостная в целом картина. Здесь надо попробовать проникнуть в психологию солдата. Этому 19 — 20-летнему парню никогда, ни на каком из этапов воспитания — ни в детском саду, ни в школе, ни в СПТУ, ни в техникуме, ни в институте, не говорили — убей! Его этому никогда не учили. Если быть точным — учили, но абстрактно. Мишень, она и есть мишень, она безлика, ей никогда не придавались характерные контуры солдата того или иного государства. Этого целевого обучения, смысл которого вкладывается в одно слово «Убей!», не осуществлялось даже по отношению к армиям стран вероятного противника. А здесь не вероятный противник. Это Азербайджан, и солдаты из школьной географии в той или иной степени усвоили, что это одна из союзных республик, наша земля, наши люди. И с ними вместе, в одном строю служат солдаты-азербайджанцы, и многие из них из Баку. И летел он сюда, солдат (казенный человек) не в гости, а по приказу. С задачей остановить кровопролитие, замешенное, как многие из них полагали на крупном, не рядовом, но тем не менее недоразумении. И нет в нем агрессивности и злобы. Нет пред внутренним взором образа врага. А есть тоска и недоумение. За что дерутся — черт его знает. А ты — лезь, разнимай, растаскивай. Подставляй голову. За что? Во имя чего и почему ВДВ? Мы что — жандармы? Большинство из них идут по сути в бой настроенные добродушно и благожелательно, уверенные, что если поговорить и объяснить, то люди поймут, прекратят убивать друг друга. То есть идут в бой настроенные не для боя, а с них быстро и жестко сбивают добродушие и благожелательность потоком визгливой брани и оскорблений, автоматными очередями из мрака. И они — эти двадцатилетние парни, видя, как их убивают ни за что, свирепеют, воедино сливаются инстинкт самосохранения и жажда мести. Играет воспитанный десантный «шовинизм» (нет задач невыполнимых, никто, кроме нас). Пробуждаются агрессивность и ненависть к подло стреляющим из темноты. И вот уже нет мило улыбающегося мальчишки, которого где-то ждут девушка и мама, который озабочен вопросами демобилизации, куда пойти учиться, кем устроиться работать. А есть свирепый, хорошо обученный волк, рядом с которым только что пал его товарищ, душа его польза одной черной страстью — рассчитаться.