За державу обидно

Позже, в конце мая, восстановленный в пораженных правах сержант, увольняясь в запас, честно признался, что мое появление было для него как манна небесная. Мужики загнали сами себя в угол: все было сказано и сделано, оставалось только открыть огонь, но достойного выхода из создавшегося дурацкого положения не просматривалось. Не станешь же, в самом деле, кричать: «Хлебопеки, мы сдаемся!» или там «Нам слабо, разряжай!» Не станешь! Гордыня десантная не позволит. А тут вдруг откуда ни возьмись — разъяренный комбат, суть превосходный, достойнейший повод выйти с честью из создавшегося весьма щекотливого положения.

Сержант закончил так: «Бежал от вас, товарищ капитан, с таким легким сердцем, так мне было радостно, что вас сюда занесло! Если б вы даже чемпионом мира по бегу были, все равно вам меня тогда б не догнать. Вы уж извините, не поминайте лихом!»

Извинил. Сержант, несмотря на некоторые издержки, был замечательный.

Вторая неувязочка образовалась через два дня после вышеописанного случая. В шесть часов десять минут при построении на физическую зарядку все люди налицо, а в 8.15, при разводе на занятия, в первой роте нет одного солдата. Солдат прослужил год, гагауз по национальности, характеризуется положительно. Тем больше было оснований для беспокойства. Доложил командиру полка. Юрий Викторович мгновенно распорядился: «Все бросить и искать!» Развернули поиск по полной схеме. 9 — нет, 10 — нет, в 11 часов — нет. В 11.30 командир полка распорядился расширить зону поиска, для чего привлечь второй батальон капитана Серикова.

Второй батальон несколько месяцев просидел в Бамиане и явился оттуда, сменившись, два дня назад. Из-за непогоды две последние недели продукты батальону не доставлялись. Батальон нес службу, грызя сухари НЗ в весьма ограниченных количествах. Благодаря этому обстоятельству все, от комбата до солдата, пришли в такое состояние, что по ним очень удобно было изучать строение человеческого скелета.

Подстегнутые заставшей их врасплох командой, «дистрофики» начали было развертываться, но тут поиски кончились, а обстановка, как выяснилось чуть позже, накалилась. Около штаба полка остановился уазик, из которого с победоносным видом вышел заместитель командира полка по тылу подполковник Слава Жуков и элегантно, двумя пальцами, за шиворот извлек из машины потерявшегося солдата. Солдат стоял понурый и несчастный. Жуков распорядился: «Поискам отбой! Все в кабинет командира полка».

Отдав указания о свертывании поисков, я с начальником штаба батальона майором В. И. Ливенским пошел в кабинет командира полка. Владимир Ильич Ливенский вошел в Афганистан в июне 1979 года и, таким образом, добивал третий год своего пребывания в этой замечательной стране. Это был один из самых уважаемых офицеров полка. Он обладал массой всевозможных достоинств, но его служебный рост сдерживался прямым, резким и жестким характером. Лизать Владимир Ильич не умел, а это в те времена далеко не всем нравилось.

Кабинет был невелик — примерно три на три. Посредине Т-образный стол, у стенок несколько стульев, карта-портрет-сейф. Все как обычно.

Подполковник Жуков сидел за приставным столиком, солдат с убитым видом стоял у порога. Самого командира не 132

было. Не успели мы с Ливенским, что называется, и рот раскрыть, как сзади прогремело: «Смирно!» — и в кабинет буквально ворвался командир полка.

Юрий Викторович был предельно возбужден, хотя, на мой взгляд, это его нормальное состояние. Начал он предельно круто:

— Вы! Начальники! Докомандовались! Солдаты, как зайцы, разбегаются!..

— Товарищ подполковник, давайте разберемся сначала. Солдат… — начал было я.

— Что? Разберемся? Не-е-е-т, господа начальники. Теперь я сам разберусь. А вы пошли отсюда на…

На это простецкое предложение мы с Владимиром Ильичом отреагировали по-разному. В считанные секунды Ливенский стал смертельно бледен. Мне же, наоборот, кровь ударила в голову. Я задохнулся: «Куда-а-а?»

— Что, заложило? Я сказал — на… — взревел Кузнецов. Вскочивший Жуков нервно пощипывал ус. Солдат в углу съежился и, похоже, перестал дышать.

Кабинет был невелик: через порог один шаг. Поэтому я первым делом вышвырнул из него Ливенского, пальцы которого что-то судорожно искали на поясе. И остановился за порогом, держа в правой руке ручку распахнутой двери. Глядя в упор на командира, еще раз переспросил: «Куда?..»

— На… — был ответ.

Со всей отпущенной мне природой силой, удвоенной яростью, я захлопнул дверь. Перегородки в штабе были фанерные, слегка зашпаклеванные и выкрашенные водоэмульсионкой. Удар вызвал массу шумных последствий. Как-то странно перекосилась сама дверь, из многочисленных щелей вылетела шпаклевка, рухнула и разбилась доска документации дежурного по полку. Слетела со своей подставки жестяно-стеклянная керосиновая лампа и глухо звякнула о пол. В осколках стекла расплылась керосиновая лужица. Остолбенели дежурный и его помощник. Я стоял и ждал, что командир сейчас вылетит на этот шум, и тема получит развитие…