За державу обидно

- Это у вас что, боевое охранение? Тогда почему в первой машине командир полка? И сколько вас можно ждать? Когда будет полк?

Рослый советник как-то очень грустно посмотрел на меня:

- Это весь полк!

Веселье с меня как ветром сдуло.

- Как весь?

Передо мной, кое-как построенные в две шеренги, стояли 26 человек. Мне неприятно сейчас об этом вспоминать, но тогда я был очень неправ. Это были хорошие люди. Полк, в котором и так-то было около 150 человек, под влиянием проведенной пропаганды разбежался, а они, эти маленькие, рогатенькие, остались. В большинстве своем это были такие же пожилые, как и командир полка, явно нестроевые мужики, с тяжелыми не по росту, натруженными руками, но все это я разглядел позже. Тогда ж представил, как я лез через чертовы дувалы, ободрался сам, ободрал донельзя людей, убил время и ноги, чтобы проторчать здесь, как тополь на Плющихе, еще почти два часа, чтобы в конце концов дождаться этих... этих...

Пока я буйствовал, командир полка и советники скорбно поникли.

Я вышел на Кузнецова. Командир полка, против обыкновения, хладнокровно и рассудительно заявил:

- Командир полка есть?

- Есть!

- Значит, полк! Сколько есть - все твои. Если тебе от этого будет легче, назначь его на время операции командиром взвода. И вперед.

Батальон с приданным ему полком "прочесали" Мирбачакот, но это была чисто формальная "проческа". Когда ты сидишь на горушке и видишь, как против тебя в течение пяти часов выстраивается боевой порядок, ждать, когда эта пружина распрямится и даст в лоб, будет только круглый идиот. Душманы таковыми не являлись. Это - воины!

... Арганхейль... На этот раз операция была на редкость удачна: ни одного убитого, ни одного раненого, ни одного подрыва. Для меня это главный показатель. Зато было до трех десятков стволов трофеев, здоровенный узел весьма небезынтересных документов, десяток пленных, добрая половина из которых холеностью лиц и рук никак не вписывалась в надетую ими на себя личину крестьян.

Я закончил операцию и доложил о ее результатах командиру полка. Впервые услышав: "Ты, кажется, научился работать. Поздравляю!"

Оставался пустячок: преодолеть 600 - 700 метров и выйти к бронегруппе, которая была уже видна. Сначала ушла первая рота, за ней - вторая, затем - я с управлением. Прикрывала отход и отошла последней третья рота. Бронегруппа стояла тремя колоннами, несколько изогнувшись влево в соответствии с конфигурацией местности. Моя "кашаэмка" находилась за последней машиной второй роты. Я подошел к машине, оглянулся. Голова колонны третьей роты виднелась метрах в 250. Механик-водитель протянул фляжку с чаем. Не успел я поднести ее к губам, как впереди в колонне второй роты раздались сильный взрыв и крики. Фляжка полетела в сторону. Я бросился к месту взрыва. В голове молнией мелькнуло: "Броня стояла на блокировании, какой-то остолоп загнал гранату в ствол и забыл разрядить! Второй нажал на электроспуск значит, граната попала в башню впереди стоящей машины и ..." Я примерно представил себе, что сейчас увижу. Когда я подбежал к машине командира роты, мои худшие опасения подтвердились. Справа от машины лежал труп. Голова и левая рука отдельно от тела. Что-то резануло глаз. Что? Грудная клетка, вид изнутри. Слева от машины солдаты поднимали из лужи с загустевшей грязью командира роты старшего лейтенанта Ковальчука. По правой стороне головы Ковальчука, правому плечу и боку, сквозь грязь густо проступали кровавые точки. На броне лежал, обхватив голову руками, и отчетливо, витиевато матерился старшина. Несколько в стороне сидя корчились словившие по осколку еще два солдата. Что же произошло?

У старшего лейтенанта Ковальчука за ординарца, телохранителя, повара и вообще за все на свете был рядовой Петров, здоровенный, как шкаф сибиряк, огромного трудолюбия, огромной физической силы и потрясающей молчаливости парень. Солдаты иногда дружески юродствовали в присутствии Петрова, высказывая сомнения, а может ли он говорить вообще? Но не более того. Обидеть, а тем более оскорбить этого медведя не рисковал никто. Черт их, этих медведей, знает!...

Пока вторая рота шастала по Арганхейлю, кто-то из солдат нашел и представил командиру роты трофеи - две противопехотные мины ПМН отечественного производства. Ротный был занят делом, поэтому не посмотрел, на месте ли взрыватели, и отмахнулся: "Петров, мины в рюкзак!"

Петров опустил роковые мины на дно рюкзака. По завершении операции Ковальчук, опытный, что называется, битый ротный, оценил обстановку и сделал вывод, что война окончилась. Поэтому он с легкой душой снял с себя и передал Петрову радиостанцию Р-148. - В рюкзак!

Петров передал радиостанцию ближайшему солдату и молча ткнул себя большим пальцем за спину.

Солдат, не ведая, что творит, положил радиостанцию на мины.

Рота вышла к бронегруппе.