За девятое небо

– А что ты думаешь? Она успела убежать, в отличие от нас? – Борислав, кряхтя, поднялся. – Или она и победила Тьму?

Иван и Ратибор, устало переглянувшись, посмотрели на Борислава. Если к Борису вернулось его природное любопытство, то переживать точно не о чем.

– Я думаю, нам пора возвращаться. А то ещё нагоняй от Ачима получим, последнее время его норов стал совсем невыносимым, – сказал Ратибор, и всё трое двинулись по Царской дороге.

* * *

Ярко горели свечи, освещая золотую роспись тронного зала, отражаясь от мозаичных окон, за которыми темнела вечная мгла. Злата, облачённая в багряное царское платье и золотое корзно, в сопровождении слуг шла к престолу по алому ковру. Знатные князья и веденеи, умудрённые жизнью волхвы в траурных одеяниях, именитые воины и богатые купцы склоняли перед царевной головы. Среди придворных были и Снежана с Румяной, но Злата не посмотрела на бывших подруг. Царевна шла неспешно, гордо подняв голову. В воздухе витал аромат изысканных благовоний, что зажгли подле стоящих за царскими престолами капиев Богов.

Когда Злата дошла до престолов, она поклонилась правящей чете и подняла взгляд: вечномолодые отец и мать мягко смотрели на неё. Драгослав лёгким кивком указал царевне на её престол, но Злата не спешила принимать приглашение отца. Странное щемящее чувство охватило царевну: Злата смотрела на родителей и не могла насмотреться. На матери было прекрасное платье цвета тёмного моря, расшитое изумрудами. Украшенную золотым венцом голову покрывала золотая фата. Голубые, как небо, глаза смотрели с искренней любовью и теплом. Агния улыбалась, и от этой улыбки Злата чувствовала, как покидает её беспричинная печаль, что тёмным облаком парила над душой. И отец. В парадном алом царском платье, на котором так ярко выделялись его чёрные как смоль длинные волосы, уложенные на пробор. Голову отца венчала корона; взгляд пронзительных карих глаз был таким родным, что хотелось плакать. С трудом подавив весь ураган чувств, силясь не расплакаться и не броситься к родителям в объятия, Злата послушно села рядом с отцом на соседний престол.

Драгослав обернулся к дочери и, хитро улыбнувшись, тихо проговорил:

– Несмотря на то что тебя утомляют царские соборы, тебе надо учиться править, дочка.

Злата слушала низкий бархатный голос отца и не могла наслушаться. Ей хотелось, чтобы Драгослав говорил с ней вечно. Но Злата знала, что сейчас царь обратится к подданным.

– Хорошо, отец, – согласилась царевна. – Только почему мы проводим собор ночью? – спросила Злата, указывая на окно, за которым чернела мгла.

– Уже почти рассвело, – ответила Агния, наклонившись так, чтобы видеть со своего престола Злату. Царевну удивило поведение матери, но спросила Злата другое:

– Разве мы не можем дождаться утра?

– Дочка, – Драгослав, переглянувшись с Агнией, нахмурился и взял Злату за руки, – разве ты забыла?

– Забыла что? – тихо переспросила Злата. Щемящая тоска, сковавшая душу, покрывалась инеем страха.

– Что Сваргорея пала, – печально ответил Драгослав, и Злату сковало ледяным холодом. Царевна бросила взгляд на зал и замерла: престольная была пуста. Только ярко горели свечи, освещающие покрытые инеем золотые стены. Тьма за мозаичными окнами сгустилась так, что казалась осязаемой. – Только ты можешь спасти Сваргорею, – мягко говорил отец, и Злата вновь обернулась к нему. Молодой Драгослав по-прежнему держал её за руки, а Агния всё так же улыбалась со своего престола. – Ты спасла меня. – Отец крепко сжал руки дочери, и Злата ощутила, как слёзы сами покатились из глаз. – Ты оказалась куда сильнее меня. У тебя доброе сердце. Сердце, которое позволит тебе объединить полмира. Сердце, которое примирит лёд и огонь. Ведь ты уже совершила тот выбор, на который у меня не хватило духу.

– Отец… – непонимающе прошептала Злата.

– Да, родная, – улыбнулся Драгослав. – Я, как и мама, – мы всегда будем в твоём сердце. Мы всегда будем с тобой.

– Отец… – Слёзы душили Злату, и она, не выдержав, зажмурилась.

Тёплая рука гладила по голове, возвращая ужасные воспоминания.

– Отец… – прошептала сквозь слёзы Злата и медленно открыла глаза. По высокому деревянному потолку скользил сизый дневной свет; балдахин постели был одёрнут, рядом сидела полная женщина в княжеском платье. Взгляд её глаз был наполнен добротой, заботой и теплом.

– Кто вы? – прохрипела Злата, силясь разглядеть ту, кто гладила её по голове.

– Фросья, – улыбнулась княгиня и, налив в кувшин воды, поднесла к губам царевны чашу. – Пей, дорогая, – её голос был мягок, но настойчив, и Злата повиновалась. – Молодец, – кивнула Фросья, когда Злата сделала осторожный глоток. – Столько дней прошло… Мы все боялись, что ты… не очнёшься. Станислав и Чакре лечили тебя. Чакре говорил, что раны твоей Птицы Духа были очень сильны.

Злата нахмурилась: она не представляла, о ком говорила женщина, что представилась Фросьей. Не представляла Злата, и кто такая Фросья: манеры и говор у неё были деревенскими, а платье – княжеским.

Царевна поблагодарила Фросью за воду.

– Налить ещё? – спросила Фросья, убирая чашу.