За Дунаем

—      Не говори так! При упоминании о турках у меня дрожат руки... Хочется выхватить кинжал!

Потом друзья отправились к полковнику Левису. Он очень обрадовался Фацбаю. Коротко передав командиру полка о своем посещении неприятеля, вручил ему кожаный мешочек. Недоуменно пожав плечами, Левис извлек из него бумажку, развернул, но ничего не мог прочитать. Пришлось вызвать Христо, и тот перевел написанное на турецком языке:

«Я уже сообщал, что неприятель неделю тому назад обложил нас со всех сторон и что сражения идут беспрерывно днем и ночью. Уповая на помощь Бога и Пророка, мы стараемся сопротивляться и победить неприятеля и успели уже отнять у него три орудия с передками, нескольких лошадей и много амуниции. Неприятель потерял семь или восемь тысяч человек, но бой продолжается еще с большею силою. Снаряды и провиант у нас на исходе. Выделить и отправить отсюда таборы и заместить их другими нельзя. Снаряды и двадцать таборов, о которых я недавно просил, еще не прибыли. (Наши потери убитыми и ранеными за последнюю неделю сильно ослабили нас, и мы поставлены в необходимость отступить, но исполнить отступление очень трудно и в случае оставления нами этого важного пункта весь северный склон Балканов до Виддина будет открыт, что может произвести вредное влияние на наших и на иностранцев). Бросить на произвол неприятеля столько мусульманских семейств, которых нельзя взять с собою при отступлении, было бы также несогласно с намерениями и чувствами его Величества. Эти соображения заставили меня удерживать эту позицию. Пока Ловча не будет взята нами обратно, наш путь отступления будет находиться в постоянной опасности. При милости Божьей, после того как неприятель будет прогнан, а императорские войска будут приведены в порядок, мы снова возьмем Ловчу. Для обеспечения нашего отступления и наших сообщений и для подвоза...»

Полковник в спешном порядке отправил документ Тутолмину, а Фацбай и Бабу вернулись на позиции: предстоял марш под Плевно, находившемуся в осаде...

31

Кудаберда преследовала мысль о том, что он не смог отомстить Знауру, а теперь вот и Ханифа не считает его мужчиной и откровенно смеется ему в лицо. Если в одно утро Кудаберд услышит о смерти Ханифы и ее сына, то не удивится тому: долго ли проживешь на молоке одной козы? А сама и виду не подает, скрывает от людей свою бедность. «Вот подожди, начнешь грызть стены от голода, а я соберу людей на кувд, зарежу им самого жирного барана»,— грозился про себя хромой.

Однажды случилось ему быть в городе по своим делам. Распродав выгодно на базаре товар, он подъехал к знакомому грузину-духанщику, распряг коня и, самодовольно похлопав себя по животу, вдохнул запах шашлыка.

—      Кудаберд, заходи,— обрадовался духанщик хромому.— Вах-вах, какое вино есть!

В тесном полуподвальном помещении было душно, чадило из-за перегородки. За длинным столом сидело несколько человек. Положив локти на жирный стол, хромой скосил взгляд на соседей. Не обращая внимания на него, они о чем-то горячо спорили. Хромой прислушался к ним, но ничего не понял: подвыпившие соседи говорили по-армянски.

Хозяин поставил перед Кудабердом высокий глиняный кувшин.

—      Ай, спасибо, Вано! — хромой заулыбался.

Приложившись к холодному кувшину, пил долго, а

когда поднял голову, встретил взгляд сидящего напротив полного армянина.

—      Эй ты, лопнешь!..

Хромой съежился, поспешно втянул голову в плечи.

—      Оставь его, Арчил,— урезонил полного один из товарищей.

—      Мма! — Арчил чмокнул кончики пальцев.— Как козочка...

—      О чем ты, Арчил?

—      Так просто... Девочку знаю, у меня работает. Табачные листья перебирает. Скоро моя будет!

Быстро допив вино и покончив с шашлыком, Кудаберд позвал хозяина, расплатился и выбрался из подвала на улицу: «Слава богу, не случилась драка... Как я удержался и не запустил в этого Арчила чашку?» Кудаберд ковылял к своей арбе и вдруг за спиной услышал смех: Арчил с дружками выбрался из духан-чика. Он направился к арбе Кудаберда, без слов сгреб в кучу сено, взобрался на арбу и улегся:

—      Вэзи домой!

Друзья Арчила стали увещевать его.

—      В мой дом ты пойдешь? — пролепетал хромой.

—      Хай-ха! — смеялись дружки Арчила.

—      Барашка зарежешь? Ты где живешь? — сквозь смех спросил Арчил.

—      В Тулатово,— угодливо ответил Кудаберд.

Спрыгнул Арчил с арбы:

—      Ты Ханифу знаешь?

—      Ханифа?! — переспросил Кудаберд.

Но Арчил уже не слышал хромого, он уходил с дружками, горланя на всю улицу...

Все двадцать пять верст гнал Кудаберд коня: торопился привезти в село новость. Ну, теперь он, наконец, отмщен. Да как?! Нетерпение хромого было так велико, что, встретив на окраине села мальчонку-пастушка, не удержался, окликнул его:

—      Эй, ты не видел Ханифу?

—      Какую Ханифу? Бартуеву?

—      Тьфу, осел,— досадливо махнул рукой хромой и въехал в широкую улицу.

Дома он не задержался. Поручив коня брату, Кудаберд заторопился к дому Кониевых. «А что, если Ханифа скажет Арчилу, и тот встретит меня в городе? Э, подумаешь... Да я ему шею сломаю, он и не успеет пикнуть».