За Дунаем

Стараясь поскорее скрыться с глаз матери, выскочил из мазанки. Оседлав коня, вскочил в седло и выехал со двора. На улице конь, почуяв воду, остановился у канавы, и Знаур отпустил поводок. Напившись, конь фыркнул и перешагнул канаву. Всадник направил его к южной окраине села.

Нанявшись к Тулатовым, Знаур повеселел и всю дорогу домой напевал любимую песню о Хазби. Он въехал во двор в ту пору, когда в домах задувают лучины и хозяева спускают с цепи собак. Село погрузилось в сон. Тихо. Слышно только, как шелестят тополя. Знаур подумал, что хорошо бы повидать соседа и обрадовать его вестью: на все лето Тулатовым нужны работники, и Бекмурза мог бы воспользоваться этим, пока не опередили другие. Тем более Знаур просил за него, и Сафар Тулатов не отказал: помещик знал Бек-мурзу. Конь перешагнул через ручей и ткнулся мордой в ворота; Знауру ничего не оставалось делать, как сойти. Слегка надавил плечом на ворота, ввел коня во двор.

Отпустив подпругу, Знаур на прощанье провел рукой по горячему крупу и вышел из тесной конюшни, оставив дверь приоткрытой. Тихо свистнул, и тотчас у ног появился волкодав. Пес улегся, перед входом в конюшню, как это делал и раньше. Теперь он скорее погибнет, чем впустит чужого. Расправив плечи так, что хрустнули кости, Знаур вдохнул прохладу и пошел к выходу на улицу. Но тут от мазанки отделилась тень. Он узнал мать и остановился. Старуха подошла настолько близко, что Знаур почувствовал ее прерывистое дыхание. Сердце у него сжалось. Она часто не спала по ночам. У нее хрипело в груди, и оттого кашляла она надрывно, долго. В такие минуты старуха выходила из сакли, чтобы не разбудить сына. Но разве Знаур мог спать, видя, как мучается мать? Он лежал, закусив губу, терзаясь тем, что не может накопить денег и показать ее лекарю.

—      Тебя зовет Бза... К тебе пришел,—сказала мать.

Старейшина небольшого рода Кониевых не так часто навещал их дом, и Знаур не знал, радоваться или ждать неприятности. Заботы о роде, да и возраст Бза не позволяли ему бродить по родственникам и вести с ними праздные разговоры, и тем более со Знауром. Тот был слишком молод. Все знали, что если Бза появлялся у кого, то не иначе как по важному делу. От того и взволновался Знаур. Спустив рукава черкески, воскликнул:

—      Зачем он пришел? Что ему нужно от меня? — в его голосе звучало отчаяние, он боялся услышать черную весть.

К счастью, было темно, и Знаур не заметил, как мать нахмурилась. Она отметила про себя его невыдержанность: сын не должен проявлять нетерпение и спрашивать, зачем пожаловал Бза. Это не к лицу мужчине. А если Знаур поступит так же в присутствии аульцев? Его засмеют и не станут уважать до самой смерти. Вот о чем думала обеспокоенная мать. Она заботилась о чести сына, но высказать ему свои думы не могла: он уже взрослый.

—      Не знаю... Поговорить, наверное, хочет,—сухо ответила она, и Знаур понял, что мать недовольна им.

Ее слова остудили его. Ничего больше не сказав, он вошел в саклю и предстал перед Бза: высокий, плечистый, взгляд вперил в загнутые кверху носки чувяк гостя, сшитых из целого куска сыромятной кожи.

Женщине не полагалось участвовать в разговоре мужчин, да еще в присутствии старшего брата мужа, и она хотела выйти, но Бза удержал ее.

—      Подожди, побудь здесь... Послушай, о чем мы будем говорить,— старик набил самосадом глиняную трубку; Знаур выхватил из огня уголек, перекинул с ладони на ладонь и поднес Бза.

Женщина поняла, что предстоит серьезный разговор. Она застыла у выхода. Как всегда, руки ее были сложены под свисавшими на грудь концами черного

платка. Она замерла, стараясь не обращать на себя внимание. Не догадываясь, с чем пришел Бза, старуха передумала о многом. Знаур тоже был встревожен неожиданным приходом Бза, но старался успокоить себя. Мало ди зачем пожаловал старик. Племянник никогда и ничем не посрамил имя отца, поэтому ему и опасаться нечего.

—      Ты думаешь о своем долге перед родом Кониевых? Мужчина родится не только для того, чтобы носить шапку и уметь лихо скакать на коне... У осетин были женщины, которые делали это не хуже мужчин,— Бза говорил нарочито сердитым тоном, и Знаур понял, наконец, куда клонит старик.—Та, которая дала тебе жизнь, не останется вечно на земле. Придет время, и ее позовут к себе старшие... Позовут и тебя. И кого ты оставишь в доме после себя? Нет, Кониевы не допустят, чтобы потух очаг в доме их брата. О продолжении жизни мы заботимся...

«Видно, ты твердо решил женить меня. Жениться... Я не могу прокормить одну мать, а ты хочешь привести мне в дом жену. А ты подумал, чем буду платить за нее? Эх, был бы дома Бабу»,— Знаур чуть согнул в колене правую ногу. Старик, очевидно, заметил эту вольность и поднял голову.

—      Ты устал стоять, мальчик? Садись рядом со мной,— проговорил Бза.

В котле кипела вода, переливаясь через край, и оттого шипели уголья, чадили. Знаур, смущенный замечанием Бза, посмотрел в сторону матери и, перехватив ее взгляд, кивнул на котел, мол, сними, но та не сдвинулась с места.