Генерал расстегнул ворот белого кителя. В другой форме его никогда не видели. И на передовых позициях он появлялся в нем, да на белом коне. За это турки прозвали Скобелева «белым генералом». Конечно, в том было и уважение к военному таланту молодого военачальника.
К нему подошел адъютант-капитан генерального штаба и доложил о новых документах и распоряжениях, полученных за время отсутствия генерала.
— Ну и что там предписывают? — спросил Скобелев, усаживаясь на табурет.
— Его императорское высочество главнокомандующий приказать изволили...— проговорил капитан и прервал доклад.
При упоминании имени Николая Скобелев встал и снова опустился на табурет.
— Так-с! — процедил он.— Читайте, мой капитан.
— Надобно немедленно устроить летучую почту.
Генерал прервал капитана:
— Послушайте, зачем это нам? Мы же подвижной отряд!
— Ваше превосходительство, так это велено кавалерии Рущукского отряда.
— Причем тут мы? — допытывался Скобелев.
— Вы приказали доложить...
— Ну, хорошо... Еще что там у вас?
— Начальник главного штаба разослал копию письма генерал-майора Горлова.
— Послушаем, господа,— обратился он к сопровождающим его командирам.
— В сегодняшнем номере газеты «Дейли телеграф» имеется длинное письмо корреспондента этой газеты при Турецкой армии, проехавшего из Плевны в Орхание в ночь после последней атаки. Он был сопровождаем конвоем из турецких кавказцев, и партия их, всего — считая корреспондента и его слугу,— в б человек три раза прошла через линию наших ведетов без всякого препятствия. Этот беспрепятственный проход совершен был при помощи того обстоятельства, что один из кавказцев говорил по-русски. Лишь только партия этого англичанина подходила к нашему ведету, кавказец этот выезжал вперед и после некоторого разговора получал дозволение ехать далее.
Об этом обстоятельстве, которое считается в Англии новым подтверждением повсеместно распространенного мнения о чрезвычайной небрежности, с которою производится в нашей армии сторожевая служба, я считаю долгом довести до сведения вашего сиятельства с тем, что, может быть, будет признано полезным сообщить нашей кавалерии, находящейся в Турции, об этих уловках турецких кавказцев и о том недоверии, которое должны внушать всякие неизвестные люди, хотя бы они и говорили по-русски. Главнокомандующий приказал сообщить об этом генералу Тотлебену, с предписанием принять решительные меры об устранении подобных случаев».
— Какой каналья этот кавказец,— произнес кто-то тихо, но генерал услышал.
— Совсем непохоже на моих молодцов-кавказцев! Как вы считаете, полковник? — Скобелев посмотрел на Тутолмина.
— Осетины весьма преданы его императорскому величеству!
— Ну и хорошо! Надеюсь, доклад ваш, капитан, окончен...
— Простите, последняя депеша.
— Ну, ну, только не утомляйте уж нас, любезный.
— Условный словарь телеграфистам...
— О, это интересно.
— Низами шифруется так: «овцы». Баши-бузуки...
— Ха-ха! Вы слышали, господа? Мудро! Однако оставьте это для другого раза,— генерал смахнул слезу и обратился к офицерам.— Я созвал вас, господа, чтобы лично с глазу на глаз предупредить об обстановке.
Присутствующие подтянулись, обратили взоры на генерала. Скобелев встал, прошелся взад-вперед, вернулся на прежнее место.
— Наше столь успешное продвижение в глубь страны весьма беспокоит меня. Полагаю, как бы турки не устроили нам ловушку. Каково ваше мнение, господа? Прошу полковника Тутолмина высказаться.
Начальник бригады сделал полшага вперед и, задумавшись, посмотрел на носки до блеска начищенных сапог генерала.
— Весьма похоже, ваше превосходительство, на маневр противника затянуть нас, а потом ударить во фланги. Наше столь быстрое продвижение создает в войсках сумятицу... Не далее как двадцать пятого числа вынужден я был послать полусотню под командой хорунжего Тимофеева для отыскания местонахождения девятого корпуса... Весьма подозрительно поспешное отступление неприятеля. Правда, он дает бой, но... Наши войска одерживают все время легкие победы.
Тут генерал сделал нетерпеливый жест, и Тутолмин умолк.
— Э, нет, полковник, не всегда. Этой ночью ваши две сотни... Как они именуются?
— Первая Владикавказская и осетинская,— подсказал полковник.
— Да, да... После рекогносцировки Плевны они бежали. Ведь так?
— Не совсем так, ваше превосходительство,— мягко возразил Тутолмин.— Не дождавшись подкрепления...
— Сотни возвратились в лагерь?
— Так точно.
— Похвально! Весьма похвально. Советую подать рапорт и просить о награждении отличившихся офицеров.
Тутолмин молчал, потупив взор. Нечего было сказать и другим офицерам.
— Капитан, подайте карту,— приказал Скобелев и жестом пригласил командиров к столу.
10
Проснулся Знаур и никак не мог сообразить, что видел мать не наяву, а во сне. Она стояла перед ним и, воздев руки к небу, умоляла бога ниспослать несчастье Тулатовым, погубившим сына. Потом Фарда упала на колени и принялась целовать пол, а сама шептала: «Здесь ступила нога сына... О, почему ты, Знаур, не сдержал гнева?» Сын хотел нагнуться, поднять ее, но она вдруг помахала ему черным платком и исчезла.