За Дунаем

Отодвинув от себя пустую плошку, Есиев сел и подкрутил кончики пышных усов.

— Господам, непременным членам съезда^ мировых судей Владикавказского мирового округа, в просьбе отказано!

Все засмеялись шутке командира дивизиона.

— Нет, правда, как с ним, беднягой, велено поступить? Ему охота воевать, он уж очень просил меня поговорить с тобой. Я обещал ему. Ты же знаешь, что мы с ним из одного аула.

— Эх, Индрис, да разве мы можем сейчас отпускать отсюда всадника? Война начнется, и мы все пойдем в строй. Ты что, никогда в бою не был? Судьи требуют посадить Ебаза Мамукова в тюрьму на шесть месяцев. Бараны, а не люди! Он оскорбил чиновников, но те не успели надеть на него кандалы... А оскорбил за что? Не отпускали его в полк из-за того, что долг у него был перед канцелярией. На вот, читай сам, что они пишут,— Есиев вытащил из внутреннего кармана пакет, передал Гайтову.

Повернувшись спиной к костру, Гайтов протер глаза, откашлялся:

— Ну-ка, посмотрим. «Съезд мировых судей, рассмотрев в распорядительном заседании рапорт...» — Индрис возмутился.— Их бы сюда, законников... «При-

говор не может быть приведен в исполнение за выбытием его в поход с Терско-Горским конно-иррегулярным полком в Дунайскую Армию...» Да ну их к черту,—Гайтов вернул Есиеву письмо и снова улегся на спину.— А что решил генерал?

— Гм! Как и ты, послал их к черту! — засмеялся Есиев.— Генерал просит съезд потерпеть, пока окончится война.

— Которая еще и не начиналась! — отозвался Г айтов.

— А если он погибнет? — Верещагин снова сел.

„ — Тогда его на том свете казнят!

Поговорили и тут же забыли о Мамукове...

На рассвете в бригаду прискакал адъютант штаба, и всему войску стало известно: ночью 14-я дивизия генерала Драгомирова форсировала Дунай. Тут же Тутолмин и Левис в сопровождении Гайтова и Александра проскакали через проснувшийся город.

За Зимницами, на берегу Дуная, собрались офицеры штаба. Среди них выделялась широкая фигура Скобелева-старшего. Его высокая папаха с красным верхом возвышалась над толпой. Генерал был в неизменной синей черкеске, обшитой новыми серебряными галунами.

Подъехав к коновязи, офицеры Кавказской бригады спешились и, стараясь не обращать на себя внимания, примкнули к свите Скобелева. Но генерал заметил их приезд и поманил к себе Тутолмина. За полковником последовал и командир полка Левис. Генерал, по обыкновению, протянул, здороваясь, два пальца;

— Нравится вам, господа, затея вашего командира?

— Нам остается удивляться,— быстро ответил Тутолмин.

— Разве что удивляться,— недовольно буркнул Скобелев-старший.

Он смотрел на противоположный берег, высокий, обрывистый, почти недоступный на всем протяжении. Саперы спешно наводили понтонный мост, а турки временами вели сильный обстрел снарядами и гранатами.

Сын генерала, Скобелев-младший, накануне днем на военном совете предложил, не дожидаясь, когда будет готов мост, переправить на тот берег кавалерию. Однако Тутолмин и Левис возразили; мол, могут случиться большие потери. И тогда Скобелев-сын на-! стоял на том, чтобы с небольшим отрядом в тридцать ‘человек казаков и осетин лично совершить переправу. После некоторого колебания отец разрешил ему «эту затею», но все же был озабочен, хотя и не подавал виду.

На болгарском берегу, на лесистой возвышенности, белел город Систова, а на самом гребне стояла крепость. Чуть левее Систова — крутой спуск к Дунаю. К этому месту и наводили переправу.

Офицеры с восхищением наблюдали, как Скобелев-младший, оставшись в белой нательной рубахе, с Георгием на шее, взобрался на высокую караковую лошадь. Кто-то из офицеров устремился к нему, чтобы помочь, но генерал раздраженно остановил его взмахом руки. В окружении казаков и охотников из осетинского дивизиона Скобелев спустился к берегу.

Очевидно, турки заметили эту возню и выкатили на берег орудие. Они долго наводили ствол. Вспыхнул огонек, а затем над орудием появился дымок, словно легкое облако. Снаряд, не долетев, упал в Дунай. Наши артиллеристы хотели ответить тем же, но последовал приказ: не стрелять. Лицо Скобелева-старшего побледнело. Он дрожащей рукой провел по окладистой бороде. Только один раз генерал улыбнулся, когда лошадь под сыном уперлась и не хотела входить в воду. Она фыркала, водила беспокойно ушами, и тогда у отца появилась слабая надежда, что сын откажется от задуманного.

Но вот лошадь вошла в Дунай, еще мгновение — и вместе с всадником она погрузилась в воду. Отплыв от берега саженей сто, Скобелев, видно, сполз с коня в реку и, вцепившись в седло, поплыл резвей. И тут отец не выдержал:

— Миша, воротись! Миша-а, утонешь!

Голос Скобелева-отца заглушил истошный крик за спиной:

— Ой, убили!