«Маленькая верная солдатка»В песенке все шито-крыто, гладко:«Темной ночью, милая, не спишь…»Как же! как же! Волосатый шиш!ПРИПЕВ:Эльба, Эльба, мутер Эльба!Эльба, мокрая река!Ты плевать хотела, Эльба,На солдатские рога!Я домой возвратился некстати:Меня жена с войны не дождалась,С типом каким-то на нашей кроватиОна, точно голая степь разлеглась.ПРИПЕВ.Ночь коротка, спят облака…А я глажу, я глажу ладоньюНезнакомой девицы бока.После тревог спит городок.Вдруг является муж на пороге,Потерявший одну из двух ног.Я теперь сам себе незнаком!Где жена? где постель? где мой дом?Жить зачем? Чего ради?Я бы был не в накладе,Позабывшись во сне,Но прилипла ко мнеЭта песня о бл…Благоверной жене.(Ксилофон постепенно замолкает.)
Директор (испуганно). Неплохо, да, совсем неплохо. Очень резво. Для начинающего – очень резво. Но в целом, конечно, не хватает остроумия, молодой человек. Блеску маловато. Нужен известный лоск. Это, разумеется, еще никакая не поэзия. Нет нужного темпа, нет пикантности, скрытой эротики – именно для темы измены. Публику надо щекотать, а не щелкать по носу. Но для Вас, юноша, это очень даже резво. Недостает морали ижизненной мудрости, но, как я уже говорил, для новичка не так плохо! Правда, еще слишком открыто, слишком ясно…
Бэкманн (уставясь перед собой). …слишком ясно.
Директор. …слишком громко. Слишком прямо, понимаете ли. И Вам при Вашей молодости нужен еще задор…
Бэкманн (уставясь перед собой). …задор.
Директор. …спокойствие, отвлеченность. Вспомните нашего классика, нашего Гете. Он сопровождал своего герцога в походе, а на привале писал оперетту.
Бэкманн (уставясь перед собой). Оперетту.
Директор. Вот это гений! Вот это отрыв!
Бэкманн. Да, не поспоришь, отрыв огромный.
Директор. Друг мой, подождем пару годков.
Бэкманн. Подождем? Но я хочу есть! Мне нужна работа!
Директор. А искусству нужно дозреть. У Вас еще нет изящества, нет опыта. Все это слишком банально, слишком голо. Вы только разозлите публику. Нет, нельзя же черным хлебом…
Бэкманн (уставясь перед собой). Черным хлебом…
Директор. …кормить зрителя, который привыкнул к пирожным. Потерпите. Поработайте над собой, отшлифуйте свое мастерство, дозрейте. Это было довольно резво, я уже говорил, но оно еще не искусство.
Бэкманн. Искусство, искусство! Это правда!
Директор. Да, о правде! С правдой в искусстве делать нечего.
Бэкманн (уставясь перед собой). Нет.
Директор. С правдой Вы далеко не уйдете.
Бэкманн (уставясь перед собой). Нет.
Директор. С ней Вы будете непопулярны. Куда мы придем, если вдруг все люди захотят говорить только правду? А? Куда? Вот о чем Вы не должны забывать.
Бэкманн (зло). Да-да, понимаю. Спасибо. Теперь-то я понимаю. То, о чем никогда нельзя забывать (Его голос делается все более резким, пока наконец не переходит в крик к тому моменту, когда хлопает дверь.), это чтос правдой далеко не уйдешь. С правдой ты непопулярен. Кому сейчас интересна правда? (Громко.) Да, теперь я понял, я это понял …
(Бэкманн уходит не прощаясь. Скрипит и захлопывается дверь.)
Директор. Но молодой человек! Откуда эта чувствительность?
Бэкманн (в отчаянье).
Жить зачем? Чего ради?Я бы был не в накладе,Позабывшись во сне,Но прилипла ко мнеЭта песня о бл…Благоверной жене.К Эльбе, прямо к Эльбе.Другой. Стой, Бэкманн! Улица здесь! Здесь, выше!
Бэкманн. Оттуда несет кровью. На улице сейчас зарезали правду. Моя дорога – к Эльбе! И она ведет вниз!
Другой. Идем, Бэкманн, ты не должен отчаиваться! Правда жива!
Бэкманн. С ней точно как с какой-нибудь шлюшкой. Все ее знают, но подойти к ней прилюдно – уже скандал. Это делают ночью, тайком. А при свете она вульгарна, груба, отвратительна – и шлюха, и правда. А кое-кто ее вообще не переваривает.
