За дверью

Куда она исчезла, зачем? Думаю, на эти вопросы не смогла бы ответить и сама Наташ. Да и ни к чему. Всё равно эти ответы не нужны никому.

Кифара в моих руках начала исторгать звуки, напоминающие стоны живого существа и некоторое время я прислушивался к горьким стенаниям музыкального инструмента, полностью игнорируя присутствие гостьи. Наташа не пыталась меня отвлечь или как-то прервать дурацкое музицирование.

Пока листья жухлые падают в пыль,
Я спутать могу, где неправда, где быль,
Там ветры танцую и пляшет ковыль.

Пока звёзды гаснут и рушатся в прах,
Я успел позабыть, где отвага, где страх,
Там горы хранят тишину на устах.

Пока океаны стоят без капли воды,
Я путь потерял от добра до беды,
Там в свете луны расцветаю сады.

Сквозь мрака завесу отправимся прочь,
Пока я способен рубеж превозмочь,
Там жаркие дни и прохладная ночь,
Там…

— Последний год я пыталась экспериментировать, — Наташа прервала мою песню, что в общем-то было для неё несвойственно, — мне было интересно, способно ли хоть что-то нам навредить. Сделать маленькую царапинку или убить насовсем.

Я опустил инструмент и очень долго и очень пристально смотрел на девушку. Она вновь откинулась на спинку кресла, скрыв лицо во мраке капюшона. Огоньков не видать, значит глаза закрыты или вновь напитались могильной тьмой.

А вообще…Забавно девки пляшут.

— Подскажи-ка, — я побарабанил по золотой инкрустации кифары и нахмурился, — когда тебе вручали учёную степень В Академии Естествознания, какую именно тему ты защищала? Суицидальные наклонности в среде бессмертных неуязвимых существ?

— Тебе совсем не интересно, какие результаты у меня получились? — Наташа даже не пыталась возражать или по другому реагировать на мою шутку. Чёрт, да шутку ли?

— Валяй, — я забросил ногу на ногу, — какую дрянь ты успела на себе испытать?

— Почти всё, что можно, — теперь девушка говорила так тихо, что мне приходилось напрягать слух, — стрелы, падающие камни, утопление, погребение заживо, взрывчатку…

— Яд? — я развлекался, — впрочем, для нас ничем не отличается от обычной человеческой пищи. Можешь даже не упоминать, сами с усами.

— Мне помогал один парнишка, которого я встретила в Академии, когда получала степень. Хороший мальчуган, лет восемнадцати, очень умный и очень красивый. Его зовут, — она запнулась, — звали: Теодор. Тео долго не хотел помогать, говорил, дескать неправильно подвергать такого ангела жестоким испытаниям. А потом мы вместе несколько месяцев развлекались, испытывая всё более мощные штуки. Единственная вещь, которую мы не успели опробовать, это — длительный и мощный жар. Собирались ехать на север, там вроде бы пробудился небольшой вулкан.

Кажется я догадывался, как закончилась история столь странного любовного приключения.

— Тео вёл подробные записи, типа лабораторного журнала, куда вносил испробованные метода и результаты их применения. Однажды, когда его не было рядом, я решила полистать эти бумаги. И обнаружила в них кое что, — голос Наты дрогнул, — копию записей с комментариями. Этот второй отчёт, должен был отправиться к Симону, на кого, собственно, Тео и работал. Сукин сын не просто так помогал мне, а делал это по приказу Серого Мыша.

— Ух ты, Симона интересует возможность убить нас? — я даже привстал, — вот это номер! Ну и что было дальше? Впрочем, не важно. Расскажи лучше, как он оправдывался. У парня болеет мать и его заставили? Или ты кончила кого-то из его родни? Собачку, например?

— Не знаю, — девушка помотала головой, — даже не стала интересоваться. Мне было очень больно и я просто убила его. Отчёт он так и не отправил, поэтому Серый остался без этой информации.

— Угу, понятно. А здесь то ты зачем? Исповедаться пришла, раз убить себя не получилось? Дело это хорошее, но бесполезное. По крайней мере, у меня так и не получилось. Да ты и сама знаешь.

— Смутно припоминается, — Наташа провела рукой по невидимому лицу, — да ты тогда в общем то и не пытался исповедаться.

— А ты, кажется, пыталась?

Когда я первый аз услышал новость о новом настоятеле кафедрального собора, то посчитал её страной изощрённой шуткой. Честно говоря так иногда бывает со старыми знакомыми: за последние годы некоторые из них потерялись из виду, а про других я и сам позабыл, оставив в памяти лишь пустые серые дыры, точно провалы трясины посреди поросшего седым камышом болота.