За его спиной

— Но я, конечно, охренел, брат, — продолжал Каз, — и все ещё тебя не понимаю... Ты реально, что ли, всю жизнь собирался там плевки собирать? Зная, что тебя тут нехилый кусок бизнеса ждёт?

— Не знаю, — честно ответил Бродяга, — я просто... Черт... Не могу объяснить... Я просто не мог сюда... Мне показалось, что я только там выдыхать начал, понимаешь? И было ощущение, что, стоит вернуться, и все по кругу... А я задолбался по кругу! Не хочу!

Последние слова он буквально прорычал, сам удивляясь внезапно проявившимся эмоциям. А Каз вот совсем не удивился. Затянулся кальянным дымом, выдохнул и кивнул:

— Хазар примерно так и сказал... А ещё сказал, что перебесишься и вернёшься... Может, по братьям своим соскучишься, по жизни нормальной... А ты, гад, вообще не скучал, получается? Да? Мы тут тебя каждый день вспоминали... А ты нас? Забыл? Если бы не девка твоя, то и не маякнул бы? Знаешь, как это называется?

— Знаю, — кивнул Бродяга, — и отвечу.

Каз пристально поглядел на него, помолчал... А затем заржал. Перегнулся через столик, хлопнул Бродягу по плечу, потряс отбитой ладонью:

— Вот ты машина стал! А говорят, зона вредит здоровью...

— Это если сидеть, — усмехнулся Бродяга, — а я впахивал...

— Слушай... — Каз перестал трясти ладонью и кивнул на дом, где мирно спала рыжая кошечка Бродяги, — а оно того стоило? Аминов ведь не спустит... У него сын был единственный... И Хазар с Аминовым дела ведёт, так-то... Если этот отмор узнает, что ты у нас, то будет задница... Понятно, что тебя никто не отдаст, но геморрой ты нам принёс охерительный. И вот хотелось бы понимать, оно того стоит? А?

Бродяга прищурился на тёмное ночное небо, в котором все ещё чудились ему всполохи салюта, помедлил и коротко ответил:

— Стоит.

Глава 30

— Стоит.

Голос Бродяги прозвучал набатом в моей голове, мощно отдаваясь в ноги и заставляя колени дрожать.

Я уцепилась за ручку двери, чтоб удержаться и не упасть, закрыла глаза, смаргивая слезы.

Наверно, стоило уйти сейчас, спрятаться, пока никто не поймал меня за подслушиванием, но ноги не шли.

Я стояла, слушала бешено бьющееся в груди сердце и смотрела перед собой, ничего не видя и толком ничего не соображая.

Только одно слово, тяжелое, определяющее… Мужское.

Не слово — решение.

Почему-то именно так оно воспринималось, и нет, я не испытывала радость по поводу того, что кто-то, верней, не кто-то, а ставший очень важным, теперь уже единственно важным, человек был готов сделать все, что угодно, ради меня… Потому что не заслужила. Потому что не понимала, по какой причине. И как скоро это все закончится…

Мысль о том, что все закончится, резанула по глазам дополнительными слезами, я задохнулась в них и торопливо отошла от двери.

Назад, надо быстрее обратно в комнату…

Переварить услышанное, обдумать. Понять, как себя вести, что делать дальше.

Я отступала по коридору, практически наощупь, пока не дошла до той комнаты, где проснулась несколькими минутами ранее.

Скользнула в нее, пытаясь бесшумно прикрыть дверь, упала на кровать, ощущая, как не хватает воздуха в легких.

В голове все еще било хрипловатым голосом Бродяги: “Стоит. Стоит. Стоит…”

И что-то такое острое в груди мешало нормально вздохнуть.

Это признание, сделанное не для моих ушей, не для меня, да и, наверно, не для Каза, если уж начистоту, а для него самого, Бродяги, было дороже любых других слов, обещаний, планов.

И я задыхалась от осознания глубины его эмоций по отношению к мне…

Как-то сразу на десятый план ушло все, связанное с моим будущим, с тем, что планировалось раньше.

Я лежала, думала о том, чего хотела, к чему стремилась, и получалось, что самое мое главное желание было не получить чего-то, не добиться успеха в чем-то, а… Вырваться! Просто отец, со своим авторитетом и привычкой распоряжаться мной, как личным имуществом, давил настолько сильно, что основной целью стало именно спастись от этого давления. Убежать. Без разницы, куда, в какой город, к каким людям.

Почему-то казалось, что кто угодно будет лучше, чем папа…

Если бы не это мое внутреннее ощущение тяги к свободе, вряд ли я решилась бы, овечка безропотная, сначала сбежать в ночи из окна своей комнаты, а затем еще и кинуться просить помощи у первого встречного…

И как же мне повезло, что первым встречным, моим первым встречным, оказался именно Бродяга!

Во всем первым!

Если бы не он…

Я на секунду представила, что сейчас в комнату входит Бродяга и говорит, что все решил, что я свободна и могу ехать… Куда хочу. И поймала такую дикую паническую атаку, что опять пришлось тратить время на попытки раздышаться.

Нет-нет-нет!

Ни за что!

Не будет этого!

Он же меня не бросит? Никогда-никогда? Он же сам сказал, вот только что… Но значит ли это, что он и дальше будет рядом? Что он этого хочет? Планирует?