Весь этот месяц, мучаясь от неизвестности и тоски в большом, ставшем мне чужим и холодным, несмотря на все попытки обуютить, доме, я пыталась найти выход из сложившейся ситуации.
Пыталась понять, каким образом сделать так, чтоб мой мужчина вернулся ко мне. Не на полчаса раз в два дня, а на постоянку. Как сделать так, чтоб он ночами спал нормально, а не вскакивал, как подорванный, по любому телефонному звонку.
Я понимала, что мало что могу предпринять, в конце концов, в городе шла полноценная военная операция, уничтожались фирмы, должностные лица слетали со своих мест, горели ночные клубы, бани и прочие увеселительные заведения… Хазаров мстил и отвоевывал утерянные позиции.
И в этой войне мог пострадать мой Бродяга.
А я не готова была терять его! Ни за что! Хватит с меня потерь!
Мне опять стали сниться мертвые глаза отца, кровь на полу в кабинете, изломанное тело мачехи в сауне… А еще смех Марата, оборвавшийся бульканием. И забрызганные кровью рабочие ботинки Бродяги. И мои пальцы, скользящие по ним, в тщетной попытке оттереть, убрать эти следы из нашей жизни, вернуть все, как было до этого…
Я просыпалась по ночам, вся липкая от пота, и тревожно гладила каменеющий живот.
Про малыша я Бродяге так ничего и не сказала… Да и когда? Между пятиминутным сексом у стены в коридоре и прощальным поцелуем? Или перед тем, как он, полумертвый, пахнущий потом и иногда кровью, упадет в нашу кровать и уснет беспробудно? Или после этого? Поймать его, вылетающего из дома, с телефонной трубкой в одной руке и ключами от машины в другой?
Весь этот месяц я надеялась, что все скоро завершится…
И все завершалось, в городе стало меньше народу, сгоревшие здания расчистили, фирмы поменяли своих владельцев, а высокие кабинеты — своих обитателей…
А Хазаров все не успокаивался.
Предательство Ани ударило по нему, и сильно.
Это понимали и видели все, кто имел к нему доступ. Иногда Бродяга все же разговаривал со мной, и все его разговоры опять сводились к Хазару…
И это было невыносимо!
Во мне рос малыш, которому просто грозила опасность, если обстановка не изменится.
И я молилась, чтоб судьба дала мне шанс. Малюсенький. Тот, который я не упущу, как не упускала до этого подарки, что дарила мне Вселенная: возможность побега, моего Бродягу, мою любовь, мою новую жизнь.
Когда Бродяга в телефонном разговоре обмолвился, что Аня не виновата, я буквально выдохнула.
Потому что знала, знала! Доказательств не было, но интуиция, которую к делу не пришьешь, очень четко давала понять, что что-то тут нечисто!
В тот день, когда пропал и нашелся Ванька, Бродяга пришел домой неожиданно рано.
— Серый раскололся, — сказал он, жадно поглощая приготовленный мной ужин, — это он Аньку подставил, гнида.
— Но как? — спросила я, подкладывая еще рагу из кролика, которого так удачно сегодня потушила, словно предчувствуя, что Бродяга придет пораньше.