За его спиной

Услышав о том, что Хазар знает про пленников, Аминов не стал отпираться, даже усмехнулся:

— И в чем вопрос? Да, я встретил знакомую… Очень хорошую знакомую. Она раньше жила в этом городе, дочь моего погибшего друга… Она попросила привезти ее сюда, я привез…

— И где она сейчас? — спросил Хазар.

— Высадил в центре, — пожал плечами Аминов, — наверно, к родне поехала…

— А больше никого не подвозил?

— Хазар, я не пойму, что случилось-то? Она тебе знакома, эта девка? — Аминов все же не смог сдержать кровожадного, злого оскала, тем самым выдавая себя полностью.

И, осознав, что выдал, уже отпустил себя, перестав играть добропорядочного бизнесмена и превратившись в того, кем и был всегда: злобную, мстительную тварь, не знающую, что такое честь, совесть и прочие цивилизованные глупости.

— Трахал ее, что ли? — продолжил Аминов, усмехаясь презрительно, — надо же… Какая шустрая. Эта девка — моя кровница, Хазар. И мое личное дело, что я с ней буду делать дальше. Из-за нее мой сын… — он замолчал, пытаясь бороться с собой, выдохнул, затем продолжил, — ты в курсе, что Марат погиб… Из-за нее, твари… Так что тут, Хазар, как бы ты ее в постели не валял, мое право первое. Ясно? И ты у меня ее не заберешь!

В этот момент Бродяга сумел-таки вырваться из лап Каза, оставив в его пальцах кусок куртки, и диким котом кинулся на скалящуюся тварь, рассказывающую, что котенок, его маленький котенок, может принадлежать кому-то, кроме него, Бродяги!

Аминов отлетел в сторону дивана, с грохотом приземлился рядом с ним, а Бродяга наконец-то сделал то, о чем мечтал, страстно мечтал на протяжении последних страшных минут: с наслаждением несколько раз всадил кулак в проклятую морду.

Аминов, правда, вырубился на первом же ударе, и от всех остальных голова его только безвольно моталась из стороны в сторону.

Каз с приглушенным матом кинулся спасать Аминова, пока Бродяга его окончательно не пришиб, а Хазар достал телефон и скомандовал:

— Приступаем.

Через секунду из десятка машин, грамотно расставленных по периметру площади перед офисным зданием Аминова, начали выскакивать люди.

Одни из них бежали ко входу в здание, другие — огибая его и скрываясь в переулках. Их было так много, что охрана не успела ничего предпринять.

Успокоившиеся за двадцать лет спокойной жизни, позабывшие, что значит рэкет, рэйдерство и прочие веселые занятия родом из девяностых, привыкшие к тому, что они тут, в этом городе и за его пределами, безусловные хозяева, сотрудники службы безопасности Аминова просто не могли противостоять безжалостному напору.

Здание было захвачено в течение пяти минут.

— Черт, Ар, зараза такая, — рычал Каз, пока приводил Аминова в чувство, — а если их перевезли? А если у них там какое-то на этот случай есть предписание? А? Не мог потерпеть?

Бродяга, которого пришлось отоварить по физиономии, иначе было не оторвать от Аминова, только сипел недовольно и скалился, словно зверь.

Хазаров, получив от охраны отчет по захвату здания, развернулся к Аминову, уже открывшему глаза:

— Если моя девочка только испугалась, то я тебя оставлю без ног. Если… — тут он замолчал, прикрыл на мгновение глаза, видно пытаясь взять себя под контроль, затем продолжил, — если с ней хоть что-то… То я тебя оставлю без ног, рук и всего остального. Ты будешь все чувствовать, все понимать… Ты будешь жить. Я об этом позабочусь… Но тебе не понравится такая жизнь, Амин…

Он сделал шаг, присел на корточки перед лежащим Аминовым и повторил, страшно и просто:

— Ты будешь хотеть сдохнуть. Каждое мгновение своей долгой, очень долгой жизни.

Аминов захрипел и снова вырубился.

А Каз выругался, грязно и длинно, возмущенно рассказывая, как же ему надоело, что его друзья — такие несдержанные люди.

Ни одного цензурного слова в его речи не проявилось.

— И вот как теперь его выводить из этого? — рявкнул он в итоге, — а если у него память отшибло? Сначала один зверь с пудовыми кулаками, затем второй, еще хуже! Он же обоссался от страха!

Хазар встал, никак не реагируя на слова Каза, и вышел прочь.

Бродяга поднялся и рванул за ним, бегом, все ускоряясь, вниз, по лестнице, к вестибюлю, где они затормозили, потому что в дверях показался возмущенный Ванька. Он брыкался в руках одного из парней, рыча злобно:

— Пусти, я сказал! Отец тебе руку оторвет! Они там, внизу, я знаю! А вы тут булки жмете! Дураки! Анька там переживает! Лялька тоже! А вы тут, этих уродов месите! Потом месить, сначала девочек спасти! Пусти, я знаю, куда идти! Они по той стороне! Третья комната! Я говорил же!

Хазар одним движением бровей отогнал от Ваньки охрану, и мальчишка, сжав зубы злобно, просто рванул мимо к служебному входу.

А Хазар с Бродягой — следом.

Бродяга бежал, четко отслеживая впереди себя черную фигуру Хазара и мелкую, юркую спину Ваньки, и слышал бьющееся в горле сердце. Оно клокотало, мешало дышать, мешало думать. Но, может, это и хорошо, что думать мешало.

Сейчас вообще не место было мыслям о том, что он, своими необдуманными действиями, убил своего котенка. Что ее за эти несколько минут могли просто… Нет! Не думать, не думать!

Бежать!