За его спиной

Он рядом, мой Бродяга, мой самый главный, самый лучший, самый-самый… Тот, за чьей спиной мне так хорошо, так счастливо!

— Котенок… — в голосы Бродяги сквозили тревога и отчаяние, — котенок… Что болит? Где? Говорить можешь? Узнаешь меня?

А я не могла ответить, все смотрела на него, все трогала, больше доверяя своим пальцам, чем глазам.

Бродяга закусил губу, лицо исказилось мучительной болью, а затем я взлетела.

— Сейчас, котенок мой, сейчас, сейчас… — бормотал он, — потерпи… Чуть-чуть… Все скоро кончится…

А я так хотела ему сказать, что уже все кончилось.

Он рядом, а значит, все хорошо…

Все великолепно!

После полумрака подвала свет в вестибюле показался ослепительным, и я пугливо спрятала лицо у Бродяги на груди.

— Ты что? Котенок… — забормотал он, и руки чуть дрогнули от тревоги, — плохо? Плохо?

— Нет… — прошептала я, судя по всему, неожиданно для него, — все хорошо…

И тут же ощутила, как он чуть-чуть расслабил до этого каменные плечи.

Перехватил меня поудобней, так, чтоб можно было заглянуть в лицо, и уставился встревоженно мне в глаза:

— Котенок… Скажи, где больно? Губы? Голова? Он… Тебя бил?

— Все хорошо… — твердила я, как заведенная, любуясь его лицом, самым красивым на свете, самым любимым. — Все хорошо с нами…

Бродяга почему-то не поверил, забормотал что-то про скорую и потащил дальше, через длинный вестибюль, а я расслабленно откинулась на его плечо, словно по волшебству успокаиваясь и вновь обретая способность замечать происходящее вокруг.

А вокруг много чего происходило, на самом деле.

Буквально в паре шагов от нас стоял Каз с несколькими очень серьезного вида мужчинами, а между ними, едва держась на ногах… Аминов!

Я вздрогнула, Бродяга чутко на это отреагировал, прижал меня к себе сильнее, ускорился, явно желая побыстрее отнести на улицу, к машине, но я быстро пришла в себя и попросила, стараясь быть как можно более убедительной:

— Пожалуйста, поставь меня на ноги. Пожалуйста. Мне надо…

Я очень боялась, что Бродяга не послушает меня, и я не смогу ничего сказать убийце своего отца.

Но он остановился, выдохнул и спокойно поставил меня на пол.

Аминов уставился на нас заплывшими от крови глазами, безумно оскалился, переводя взгляд с меня на Бродягу и обратно.

— Так вот кто тебя трахает… Дрянь… Как же я раньше-то… — он посмотрел на Бродягу, захрипел с ненавистью, — это ты, тварь, убил Марата!

Бродяга кивнул спокойно, никак больше не желая отвечать Аминову. Он не считал нужным с ним разговаривать.

А я посчитала нужным.

Сделала шаг, поддерживаемая заботливыми руками Бродяги, посмотрела на убийцу своего отца:

— Я знаю, что это вы убили папу, — звонко и четко сказала я, — и я видела это. И второго, того, кто был с вами, помню по голосу. И узнаю.

— Зря я с тобой церемонился, — ощерился Аминов, — надо было сразу после десятого класса, когда Марат тебя захотел, в дом забирать. Твой папаша был согласен.

— Вас посадят, — прервала я его, не желая слушать больше гадости, — надолго.

— Посмотрим… — усмехнулся он, — не думай, что тут все с рук сойдет. И Хазару тоже. Ему вообще никакого резона за чужую дырку шевелиться.

И столько было высокомерного перенебрежения в его голосе, что я поняла: Аминов не считает меня или Бродягу людьми, хоть сколько-нибудь достойными его внимания. И сейчас, осознав, что я имею мало отношения в Хазарову, успокоился и уверился, что все решится в его пользу. В конце концов, в его мире не было вариантов, при которых стоило бы так жестоко мстить за женщину своего подчиненного, а значит, Хазарова ввели в заблуждение…

Бродяга позади меня напрягся и двинулся вперед, Каз, выругавшись, поспешно встал у него на пути, Аминов торжествующе улыбнулся, посмотрел за спину Бродяги… И неожиданно побледнел, да так, что, кажется, даже кровоподтеки на лице стали светлее.

А затем забормотал совсем другим голосом, униженным, просящим:

— Хазар… Хазар, она — твоя, что ли? И пацан? Хазар… Я не знал, Хазар…

Я повернулась и увидела, как из служебной двери выходит Хазар с Аней на руках. Рядом с ними взволнованно прыгал Ванька, и в этот момент только слепой и полный дурак не понял бы, что Хазар с Ванькой — близкая родня.

Аминов не был дураком. И понял…

И вот теперь, судя по всему, испугался по-настоящему.

Потому что одно дело, когда Хазар впрягается за чужую женщину просто потому, что она — чья-то там жена. А другое — когда за своё…

Страшная его слава прочно летела далеко впереди него…

— Хазар! — заорал, не выдерживая, Аминов, — это ошибка! Ошибка! Давай договоримся!

Но Хазар прошел мимо, даже не задержавшись взглядом на недавнем партнере.

Он для него уже не существовал.

— Ар, забирай Ляльку, нечего ей тут… — Каз, видно, получив какой-то невербальный сигнал от босса, поспешно загородил Аминова, все еще взывающего к каменной спине Хазара, от посторонних взглядов.

А Бродяга, очнувшись и больше не слушая моих возражений, опять поднял меня на руки и понес к выходу.

Я смотрела через его плечо на то, как Аминова упаковывают в наручники, а он, перестав звать Хазара, просто утробно воет, словно зверь, попавший в ловушку и осознавший, что это все. Смерть.