За фасадом

Её волосы приятно пахли, я растворился в её нежных объятьях.

–До встречи, моя любовь.

Я помог ей забраться в поезд и через три минуты он отъехал от станции. Теперь нас разделяла пропасть, и волны, бьющиеся о скалы, рассказывали нашу историю. Я махал ей вслед и улыбался. В голове вертелась одна мысль: «Спасибо, что ворвалась в мою жизнь и окрылила моё сердце». Но жаль, что я не умею летать по-настоящему. Тогда я бы взлетел и полетел следом, а Роза бы увидела меня, улыбнулась и повеселела. Но такого не произошло, и я отпустил её, отпустил навстречу неизведанному будущему, по ту сторону уходящего в туман каменного моста…

В школу я вернулся около часа ночи. Не успели закрыться за мной железные ворота, как ко мне подошёл биолог и спросил, как всё прошло. Я сказал, что Роза села в поезд и благополучно отчалила. Он знал, что мне грустно и приободрил меня, сказав, что мы с Розой ещё встретимся. Я ему верил. Жизнь – странная штука.

Мы пошли к школе. У меня уже был план, а точнее всю ночь пить, но биолог уговорил меня немного поспать. Думаю, что Роза не хотела бы, чтобы из-за неё я убивал себя, поэтому я согласился. Я и правда, вымотался.

Не успели мы обогнуть волейбольное поле, как вдруг зазвучала сирена. Она бешено громко выла, словно измученный пёс. Мы переглянулись. Постепенно начал зажигаться свет в окнах. Люди просыпались, выглядывали и не понимали, что происходит. Чик! Вот и в нашей комнате включился свет. На балкон вынырнул Джакр и сонно оглядывался в поисках причины сирены, видимо нас.

Мы поняли, что это конец. Я не был готов к этому, так как никто, кроме нас шестерых не знал о нашем плане. Но когда к нам навстречу быстрым шагом направлялись двое и когда я увидел лицо второго человека, то моё доверие к людям рухнуло мгновенно. Всё, что я знал о людях, было ложью. Они корыстные, беспринципные и мстительные. Я всё же надеялся, что человек с раненой душой ещё способен на сочувствие, на доброту и поддержку. Я способен, хотя моих ран в душе хватит на несколько зеркал. Да к почему же вы не можете остаться людьми, в конце концов?!

Вместе с мисс Эллингтон шагала Мишель. Именно ей я рассказал в столовой о нашем плане и именно она сдала нас. Я вновь почувствовал вкус предательства. Горький вкус.

–Как ты могла, Мишель? – только и смог выговорить я.

Она молчала. Было ли ей жаль? Не знаю.

Мистер Уэллис начал что-то доказывать мисс Эллингтон, но я его не слушал. Я смотрел в глаза Мишель и пытался найти ответ, почему она сделала это. Была ли это обида или месть, или женская глупость. Мишель потупила глаза, ответа я так и не нашёл.

На следующий день, в воскресенье, был педсовет. Я долго сидел около учительской и ждал вердикта. Джакр хотел навязаться со мной, но я сказал ему, что хочу пройти это один. Через час я узнал, что мистер Уэллис уходит. Я ворвался в его комнату и просил его не уходить. Было глупо и наивно просить его о том, что уже решено. Биолог покачал головой. Он уже успел собраться. Учебники, одежда, какие-то фотографии. Я спросил, есть ли у него семья. На самом деле у него нет семьи. Его родители умерли, а сестру он не видел четыре года. Она живёт в Аризоне со своим мужем и уже давно разорвала связь с ним.

–И куда же вы пойдёте?

–К моей старой университетской подруге, с которой я переписывался все эти семь лет, пока работал здесь.

–Вы её любите?

Он посмеялся.

–Я уже не помню, как любить её, но постараюсь вспомнить, когда вернусь.

Он улыбался доброй улыбкой, только в глазах мелькала грусть.

–Я всегда буду вас помнить, мистер Уэллис, и обязательно вас навещу, и у меня есть ваш номер.

Всё, что я говорил, звучало как-то по-детски, но так оно и было. Мой папа уходит. Как же здесь не всплакнуть скупыми мужскими слезами? Я трепетно обнял его и вскоре махал ему рукой с моего балкона. Он махал мне и Джакру, подъехавшему на балкон. Мне будет его не хватать. За эти выходные я потерял двоих близких мне людей. Мне было грустно, но я знал, что жизнь – та ещё стерва, и что мы обязательно встретимся.

В этот момент к нам в комнату постучали. Мы обернулись. Мы знали, что будет. За счастье приходится платить.

Горькая вода

Пусть говорят мне что угодно, чтобы причинить мне боль. Слишком мало знают они меня, чтобы быть в курсе, что действительно делает мне больно.