За год до апокалипсиса (СИ)

  Он приволок из дальнего угла самую тяжелую из скамей, предварительно стряхнув с нее расшитые золотом подушки, и чуть ли не силой заставил жену присесть. Сам же садиться не стал - продолжил стоять истуканом.

  Романья вздохнула.

  Она села рядом с Фьельмар, плечом отодвинув навязчивого Мортимера в сторону, и ласково спросила, стараясь не коситься на ее живот:

  - Ты говоришь на эльфийском?

  Фьельмар недоуменно хлопала рыжими ресницами.

  - Она не понимает. Я говорю с ней на ее языке, - вмешался Мортимер.

  - Чем тебе не угодил наш? - удивилась Романья.

  - В нем слишком много согласных.

  Нашел причину.

  И этот живот... Он так выпирает.

  - Знаешь, я хочу потрогать ее брюхо, - сосредоточенно сказала Романья, рассматривая завороживший ее живот вблизи.

  - Моя королева... - в голосе Мортимера прозвучало почти физическое страдание.

  - Хорошо, не буду, - успокоила она его. - Не буду.

  И вновь, в который раз, у нее разболелась голова.

  Романья утомленно помассировала виски.

  К ее удивлению, Фьельмар внезапно протянула руку и бесцеремонно погладила ее по отросткам короны. Боль утихла. Фьельмар что-то сказала. Язык плосколобых оказался резким и рваным, похожим на низкие диалекты людей Рейнворта и Горневейна.

  Фьельмар улыбнулась.

  Королева была ошеломлена.

  - Ей нравится твоя корона, - произнес Мортимер.

  - Хоть кому-то она нравится... - сдавленно ответила Романья.

  Нерукотворная корона, как и полагается, проросла сквозь ее череп через месяц после коронации и брачной ночи. Она состояла из отростков костей и причиняла ужасную боль. Чтобы хоть как-то заглушить ее, Романья пила болеутоляющее.

  Но на этом странности не закончились.

  Осмелев, дикарка положила мозолистую ладонь ей на плоский живот и назидательно произнесла что-то. В ее взгляде появилось сочувствие.

  - Переведи, - нетерпеливо сказала Романья.

  Мортимер молчал.

  - В чем дело? - удивилась королева.

  - Она говорит, что вы бесплодны, - с каменным лицом сказал Мортимер. - Но это поправимо. Она может это исправить.

  Романья ощутила, как у нее дергается веко. Она едва не удержалась, чтобы не вскочить на ноги и не заорать. Но она всегда держала себя в тисках самоконтроля. Даже когда ее мучил муж, Романья оставалась спокойна. Она знала, что она - лицо всего королевства, и не должна подавать виду, как ей плохо.

  - Забери ее, - ровно сказала она.

  Фьельмар склонила голову набок и повторила свои слова.

  - Забери.

  - Она может помочь вам, правда! - убежденно произнес Мортимер.

  - Позже, - проскрежетала она. - У меня болит голова. Ужасно. Уходи и забирай ее с собой.

  Когда они ушли, Романья прижала ладони к вискам и стала слушать, как пульсирует внутри нее горячая злая боль.

  Родерик качал на коленях блаженствующую Хьюллу. Косоглазая шутесса от удовольствия даже зажмурилась. Своей правой рукой, на которой не хватало мизинца и указательного пальца, она обхватила Родерика за шею, левой гладила его по колену.

  Родерик улыбался.

  Королева сначала молча смотрела на них из-за угла, затем взяла с пола камешек и кинула в стену. Родерик немедленно выпустил Хьюллу из объятий. Та вскочила на ноги и здоровой рукой поправила задравшуюся юбку.

  Романья вышла из-за угла.

  - Родерик. Пошли, - сказала она, как ни в чем не бывало.

  - Да, моя королева! - поклонился он.

  Хьюлла попыталась тихонько уйти, но королева окликнула и ее:

  - Ты тоже идешь.

  - Правда? - насторожилась шутесса. - А зачем я тебе, твое Величество? Ты хочешь меня на цепь посадить, как тогда?

  - Нет, нет, - негромко рассмеялась Романья.

  - Ладно! Доверяю тебе!

  Сопровождаемая Родериком и неуклюже ковылявшей Хьюллой, она спустилась вниз, в пыточную камеру. Там уже стоял эльфийский лорд Хоэн в темных шароварах, голый по пояс, поджарый и загорелый, с каплями пота на рельефных мускулах. С невозмутимым видом он вкладывал в раскаленный горн длинные иглы - одну за другой, готовя их для дела. Рядом лежали клещи, ножи разного размера, молоточки и стальные щипцы.

  Хьюлла смертельно побледнела.

  Родерику тоже стало немного не по себе.

  - Приветствую вас, моя королева, - сказал лорд Хоэн, не отвлекаясь от дела.

  - Как он? Готов?

  - Еще нет.

  На квадратном деревянном щите был распят измученный Реггин. Он был обрит налысо, для удобства. Одно его запястье целиком было очищено от мяса и тканей - осталась лишь голая кость, скрепленная сухожилиями. Мутная, мгновенно сворачивающая кровь стекала с запястья на плечо, а оттуда на грудь пленника. Пол был весь заляпан подсохшей кровью и выделениями. Запах стоял ужасный.

  Романья поморщилась.

  Хьюлла прижалась к ней, ища защиты.

  - Может, вы и привыкли к такому, лорд Хоэн, но нам с Хьюллой неприятно, - сдерживая рвотные позывы, произнесла королева. - Сделайте что-нибудь.

  - Сейчас, - сказал Хоэн.

  Он извлек из шаровар бумажку с начертанным рунами, плюнул на нее и приклеил Реггину на истерзанную грудь. Кровь тотчас же исчезла, запах пропал. Теперь Реггин был чистым, аккуратным, а его обглоданная рука перестала вонять.

  Родерик хмыкнул.

  - Кажется, я перестала его бояться, - пошутила Хьюлла.

  - Я тоже, - шепнула ей королева.