— Вот и бухта Троицы, — сказал он, протягивая руку в сторону мигалки. — Как туда зайдем, сразу станет тише.
Судно понемногу поворачивало направо, огонек маячка медленно переползал по левому борту и скрылся за кормой. Ветер заметно стих. На фоне темного неба смутно рисовались очертания еще более темной громады сопки. Волны все ленивее раскачивали жучок, впереди стали появляться далекие огоньки. Они медленно приближались, сопка растаяла в темноте, и налево распахнулся широкий проход. За плоским островком возникли ярко освещенные причалы и корпуса рыбокомбината. В совершенно тихой темной воде струились золотые змейки отсветов фонарей. Целое стадо сейнеров дремало бок о бок, прижавшись к высокому пирсу. Выше по сопке кое-где горели огоньки в окнах; два-три уличных фонаря освещали густые купы деревьев. Трудно было представить, что совсем рядом ветер срывает пенные гребни с высоких волн. Шум прибоя, доносившийся сюда порывами ветра, только подчеркивал покой бухточки.
Дежурный диспетчер быстро распорядился с разгрузкой нашего багажа. Мы простились с капитаном и через несколько минут уже взбирались по пологой деревянной лестнице к молодежному общежитию, где для нас была приготовлена комната.
Утром начались скучные, но совершенно необходимые заботы по устройству походной лаборатории. Комната была просторной, с видом из окна на бухту и причалы рыбокомбината. Комендант общежития приняла в нас самое горячее участие. Мы еще возились с распаковкой ящиков, а уже в комнату был принесен большой стол для работы, полка для книг, ведра и лохань, в которой будут ждать своей очереди наши «натурщики» — крупные морские животные.
Все было отлично, кроме погоды. Пронзительный ветер и низкие тучи, набухшие дождем, решительно лишали нас надежды сегодня же познакомиться с прибрежными районами моря, В закрытой со всех сторон бухточке у причалов по-прежнему было тихо, но даже из окна виднелись радужные переливы нефти и мутные, белые потоки отходов комбината, расплывающиеся в тихой воде. А за узким перешейком, привязывающим полуостров к материку, бесновались свинцовые грязные волны.
Во второй половине дня было покончено с разборкой багажа. Комната приняла деловой вид. Невысокие, стеклянные сосуды, плоские кюветы и канны[1]
из органического стекла были готовы принять своих временных жильцов. Бутылки с разведенным формалином и пустые банки для сборов выстроились под столом. Канистра со спиртом, обернутая в тряпье, стала в угол шкафа и притворилась простым свертком. Книги, бумага, краски, фотопринадлежности, подводное снаряжение — все легло на свои места. Мы могли идти на первую разведку.В воздухе висела мелкая водяная пыль, не то дождь, не то туман, пеленой затягивающая горизонт. Влажная земля на дороге превращалась в густую грязь. Мы быстро прошли вдоль забора комбината, свернули по узкому переулочку между небольшими домами и сразу очутились лицом к лицу с морем.
Сопка крутыми откосами спускалась почти к самой воде. У ее подножия вилась тропинка. Волны тяжело и медленно вздымались и падали на прибрежные камни. В пенном водовороте мелькали черные, острые грани, отполированные до блеска. Они обнажались, когда отступала вода, и только пена, шипя, таяла и сбегала ручейками в узкие расщелины между камнями.
В мутной воде крутились обрывки водорослей, то мохнатые и всклокоченные, как пучки рыжей мочалы, то гладкие, темно-коричневые, широкие, напоминающие плоских змей. В выбросах у самого заплеска нам хотелось найти какие-нибудь следы существ, населяющих это море.
Как выяснилось в дальнейшем, место для поисков было выбрано неудачно. Голые камни у берега день и ночь омывались сильным прибоем. Валуны, покрывавшие дно, перекатывались волнами и, как жернова, перемалывали все живое. Жизнь таилась на глубине и в расщелинах, куда не достигали мощные удары.
Мы шли, с трудом преодолевая влажное сопротивление ветра, отскакивая от пенных фонтанов и соленых брызг, щедро посылаемых падавшими волнами. Откосы сопки становились круче, тропинка все ближе прижималась к морю. Появились каменные стены, отвесно падавшие в море и преграждавшие путь. У их подножия кипел пенный котел прибоя. С первого взгляда казалось, что дальше пройти нельзя. Однако обнаруживались трещины и выступы, по которым можно было взобраться на стену. Находились природные ступени и на другой стороне. А тропка как ни в чем не бывало начиналась у последней ступени и вела нас дальше, к следующей преграде.
С гребня очередной стены было видно, как ярко-синяя полоса стремительно разрывала покров сизых туч. Блеснуло солнце, и свинцовое море стало сине-зеленым, исчерченным рядами ослепительно белых гребней.
Рядом с тропинкой на осыпи из мелких и острых камней распластались, как плоские подушки, незнакомые растения с сизо-голубыми, мясистыми листьями. Подальше, за осыпью, целыми полянами рос шиповник. Молодые кустики его едва достигали десяти-пятнадцати сантиметров, но на каждом уже красовался темно-красный или белый цветок.