За голубым порогом

Сейчас же начинаются мелкие неприятности. Па вас надет «мокрый» костюм — нечто вроде длинной резиновой фуфайки поверх шерстяного свитера. Там полно воды. Подняв руки над головой или оттянув манжеты, вы выливаете, как вам кажется, всю воду до последней капли. Вытираете полотенцем мокрое лицо и руки, снимаете купальную шапочку и на всякий случай протираете даже волосы. Открыв бокс, достаете аппарат. И в то же мгновение ощущаете струйку воды, ползущую по руке. Снова идет в дело полотенце. Но, пока вы вытирали руки, на подбородке повисла здоровенная капля, грозящая упасть прямо на стекло объектива. С каждой минутой воды все больше. Можно подумать, что вы, как губка, напитаны ею до отказа.

Самое неприятное, если плохо закрепленная пленка выскочила из зажима катушки кассеты и ее надо сматывать в темноте с приемной катушки. В фотомешке сразу создается температура плавильной печи. Вы чувствуете, как пальцы липнут к пленке и явственно представляете себе отличный кадр с несмываемым отпечатком вашего пальца на эмульсии. Плечи и голову печет солнце, вода и пот льются в три ручья, и все время мучает мысль, что самые интересные животные уплывают и самые лучшие снимки уже не будут сделаны. В довершение всего в фотомешке теряется крышка от кассеты со снятой и перемотанной пленкой…

Наконец Герман облегченно вздыхает и, напевая бодрый марш, завинчивает крышку бокса. Теперь можно разговаривать.

Я рассказываю ему о рыбке. То ли описание неточное, то ли Герман знает недостаточно хорошо рыб Японского моря, во всяком случае, он требует, чтобы рыбку показали. Без малейшей надежды встретить ее на прежнем месте веду Германа к кустику кораллины.

Однако рыбка не только не уплыла, но, как кажется, даже не изменила позы. Разглядев ее, Герман всплывает и с уверенностью определяет, что это бриостемма, мохнатоголовая собачка.

Фотографируем ее со всех сторон, пока наконец собачка не прячется от нас в глубокую тень под камнем. Вместо нее на освещенную солнцем площадку выплывает стихей. Это длинная узкая рыба золотисто-желтого цвета с угольно-черными пятнышками на спинном плавнике. Стихей ложится под кустик саргассов.

Фотография стихея давно сделана. Нам хочется встретить каких-нибудь новых животных. Но вокруг только старые знакомые: ежи, звезды, мидии, ленки, пестрые маслюки и юркие пятнистые молодые фугу, собаки-рыбы. Они кружатся вокруг, ожидая поживы или привлеченные просто любопытством. Мы снимаем их без надежды на удачу, и Герман уплывает к охотникам.

На глубине метров трех или четырех виднеется россыпь мелких камней, кое-где поросших саргассами. На темном дне лежат звезды, серые ежи прикрылись камешками и обломками раковин. А это что? На меня смотрят выпуклые лягушачьи глаза. Кажется, они сидят на камне. Нет, это не камень, а крупная камбала такого же коричневатого цвета с темными пятнами, как и грунт, на котором она лежит. С поверхности воды рыба кажется громадной. Скорее надо привести сюда кого-нибудь из охотников.

Невдалеке мелькает трубка. Плыву туда и нахожу Вову с моим маленьким ружьецом. У него на кукане болтается один-единственный небольшой ленок. Вова сосредоточенно всматривается в глубину под собой. От прикосновения моей мокрой и холодной руки к плечу он вздрагивает и отшатывается. Наскоро рассказываю о камбале. Вот будет здорово, если московские охотники с их пружинными пушками будут посрамлены! Мы плывем к камбале.

Я указываю на нее. Вова смотрит и поднимает ружье. Но вместо того чтобы выстрелить, растерянно озирается по сторонам.

— Стреляйте же! — не выдерживаю я.

Вова поднимает голову из воды и смотрит на меня с недоумением.

— В кого стрелять? — спрашивает он.

— Камбала, вот же она!

Мы вместе всматриваемся в узор камней на дне. Я вижу камбалу, а Вова ее не видит. Выхватываю у него ружье, и в это мгновение камбала срывается с места и исчезает в саргассах. Гарпун летит и стукается о камень.

— Ну что же вы не стреляли?! — кипячусь я.

— Я ее не видел, — оправдывается Вова, — она коричневая, незаметная на камнях.

Это понятно. Под водой не замечаешь многих животных, пока не привыкнешь к их хитростям и ловкой маскировке, Вова быстро утешился, убив большого бычка Брандта.

Издали доносится крик Германа. Он поднимает руку над головой — условный жест, означающий, что есть нечто интересное.

До Германа метров двести. Пока я плыву к нему, он лежит на поверхности воды, глядя вниз.