За голубым порогом

— Кальмары охотятся, — говорит он и снова опускает лицо в воду. Сначала ничего не видно, кроме стай мелкой рыбы. Вдруг мелькает серебристая стрелка. Это свет блеснул на гладкой коже кальмара. Две черные точки зрачков кажутся висящими в воде, а самого моллюска не видно, он почти прозрачен. Одна из рыбок судорожно изгибается и отскакивает назад. Это кальмар схватил ее ловчими щупальцами и рывком поднес к клюву, чтобы прокусить череп. Остальные рыбы кидаются наутек. Сейчас кальмар стал виден. Он налился красным цветом возбуждения. В следующее мгновение моллюск снова бледнеет и исчезает с такой быстротой, что кажется, он растаял в воде. Только серебристое тело уносимой рыбешки светлым пятнышком мелькнуло в глубине.

А вот еще один, покрупнее. Сначала видны только точки зрачков. Он медленно движется нам навстречу, но стоит поднять фотоаппарат, как его уже нет.

Наблюдать за охотой кальмаров очень интересно. Несколько дней назад нам даже удалось сфотографировать их. Правда, фотографии получились неважные, но на них видны и рыбы, и моллюски.

В тот день после сильного прибоя вода в дальних бухтах была очень мутной. Мы с Германом даже пожалели, что принесли с собой в такую даль тяжелые герметические камеры и фотоаппараты.

В сотне метров от берега видимость была всего метра три или четыре. Стаи мелкой рыбы то и дело мелькали в светящемся зеленом тумане. Мы лежали на поверхности воды, покачиваясь на пологой зыби. Кроме рыб, проплывавших совсем близко, не было никаких объектов для съемок. Я нацелилась на стаю, идущую у самой поверхности воды, и в это мгновение из облаков мути прямо на нас вылетел кальмар.

На долю секунды он застыл неподвижно, а я машинально нажала на спусковой рычаг. Герман сфотографировал кальмара в тот же день и примерно при таких же условиях, совершенно случайно.

Незаметно бегут минуты. Кальмары больше не появляются. Только теперь чувствуешь, как от холода мелко дрожит каждый мускул и будто ледяная рука касается шеи и спины. Не сговариваясь, плывем к берегу.

У костра уже сидят Вова и Юра. В ведре кипит вода для ухи. Прежде всего мы с Германом черпаем кружками и пьем горячую воду. Обеими руками держим нагревшуюся кружку и медленно прихлебываем обжигающую жидкость. По телу разливается тепло.

На плоском камне разложена рыба — добыча Юры и Володи. Здесь штук пять морских ленков, две небольшие камбалы и бычок Брандта. Юра срезал несколько мидий и положил их печься на угли костра.

Юра с Володей не позволяют чистить рыбу, пока не вернутся наши новые знакомые. Естественно, хочется похвастаться перед приезжими и доказать, что не обязательно надо иметь пружинные ружья для успешной охоты. Я и Герман уже готовы взбунтоваться, когда из-за скал на берег выходят охотники. Они убили больше рыбы, с этим спорить нельзя. Кроме ленков и камбал тут был морской ерш и очень большая, сантиметров в сорок длиной, морская собачка. Она тоже имеет наросты-флажки на голове, как и та, разноцветная, виденная нами, но окрашена более скромно в свинцово-серый цвет.

Возникает спор, можно ли ее есть. Герман с уверенностью заявляет, что можно и «берет ответственность на себя», будто это нам поможет, если мы отравимся. Собачку отправляют в ведро вместе с остальной рыбой. Юра колдует над ухой. Доносится запах перца и лаврового листа, наваристого рыбьего бульона. Мидии испеклись и шипят на потрескивающих раковинах.

Неторопливо беседуем об охоте. Москвичи разочарованы тем, что почти вся рыба лежит на дне, прячется среди камней или в водорослях. Они видели пеленгасов у зарослей зостеры в центре бухты, но те их и близко не подпустили. Стрелять морских ленков, камбал и бычков из таких мощных ружей просто не имело смысла. Наконечники гарпунов уродовались и ломались от ударов об камни. Правда, морских ершей и одноперого терпуга (или морского окуня, как его называют) острогой убить почти невозможно. Ну, а для донной рыбы годится и Юрина острога или даже нож. Это «спортивнее», как утверждает сам Юра.