За голубым сибирским морем

«И не потому ли целые племена, возглавляемые князьками, первое время метались между Россией, Монголией и Китаем, а потом все же присоединялись к России?» — мысленно спрашивал Павел Веткова.

И читал:

«В 1667 году, в последний год правления Иллариона Толбузина, в пределы Нерчинского воеводства пришел князь Гантимур с 40 родовыми старшинами и с их семьями (всего более 500 человек).

Они отдались в русское подданство и стали платить по три соболя в год с человека…»[5].

А сколько таких пришельцев было!

3

Павел вышел из библиотеки обрадованный. Начало положено!

«Значит, это было меньшим злом… Русский человек — вот куда пришел! Подвиг за подвигом… Василий Колесников, Петр Бекетов, Ерофей Павлович Хабаров…»

Последний Грибанову особенно полюбился. Хабаров много лет боролся за выход России по Амуру в океан. Он сочувственно относился к местному населению. Царское правительство недовольно было им и на его место прислало своего ставленника — дворянина Зиновьева…

Тротуар довел Павла до центральных ворот парка, через которые навстречу друг другу текли две людские реки: одна с улицы в аллеи парка, другая — обратно. Человеческий поток рокотал, покрывал шум улицы. Но сильнее всех слышен был мужской хрипловатый голос:

— Братишечки, сестреночки, не проходите мимо…

Здоровенный детина согнулся, всем телом повис на костылях и каждому прохожему нахально совал перевернутую кепку.

— Братишечки!.. Инженеры и техники, дорогие фронтовички! Сколько вас идет, по пятаку бросите — миллионером стану.

Павел остановился и с омерзением посмотрел на пьяницу, тот смолк. «Что это он, неужели устыдился?»

Нет, он не устыдился: на тротуаре показался милиционер! И спекулирующий инвалидностью сразу распрямился, кепку вместе с монетами ловко бросил на голову и загудел:

— Хлопцы, у кого спичка есть, закурим, закурим, братцы, по-фронтовому… А, привет стражу тишины и порядка. — Козырнул проходящему милиционеру, ехидно улыбнулся и подмигнул Павлу. Лицо грязное, обрюзгшее, а вместо глаз — щелки.

«Как у Веткова», — усмехнулся Павел. И стал продолжать мысленный спор с директором музея: «Да, товарищ Ветков, вы все забыли, ничего доброго не видите. Что ж, откроем, докажем… Конечно, много еще томов, велика история края, но перечитаем, разберемся!..»

— Здравствуйте!

Павел вздрогнул от неожиданности, поднял глаза и остолбенел: перед ним стояла Ружена, светлая, радостная и чуть смущенная.

— Здравствуйте! — Он долго тряс ее руку.

На ней была шелковая юбка-клеш василькового цвета, белая блузка с коротким рукавом, через плечо на грудь свисала голубая косынка, на углах которой краснели тюльпаны.

В эти минуты солнца уже не было: оно нырнуло за край земли, но небесный купол на западе все еще алел, окрашивая землю, воздух нежным, розовым светом. Видимо, поэтому Павлу на миг показалось, что эта милая волжаночка на ярком фоне горизонта светится неземной красотой.

— Как вы сюда?.. Рассказывайте.

— Я? Очень просто. — Посмотрела на Павла, согрела его улыбкой. — Во всем виноваты вы. Расписали меня… — Тут она опустила глаза, увидела на тротуаре маленький камешек и начала его носком туфли перекатывать по асфальту. Так и говорила, глядя в землю. Только изредка на мгновение поднимала глаза, чтобы подарить Павлу благодарно-смущенный, ласковый взгляд. — Во всем вы виноваты, — повторила она. — Расписали в газете, а теперь вот… Решили брошюру выпустить. Вызвали. Вчера целый день выспрашивали, что делаю да как делаю. Даже устала. — Она взглянула на Павла, широко улыбнулась: — Легче на стан с тяжелой сумкой сбегать.

— Неужели? Вы преувеличиваете.

— Завтра еще предстоят разговоры, а потом… Предложили кое-что самой написать. Им опыт нужен.

— Я рад за вас, Ружена, очень рад.

— Да что тут особенного.

— Ну как же, о вашем опыте все узнают, у вас учиться будут. Но я в этом не виноват.

— Нет, что вы, наоборот, спасибо вам. То я пошутила.

— Если бы о вас не написал я, написал бы другой. Плоды большого труда не спрячешь.

Ружена в ответ только пожала плечами. Она все так же смотрела на свою ногу, под которой беззвучно перекатывался уже вконец истертый камешек.

Но вот вдруг девушка отбросила его в кювет, тряхнула бронзовыми косами, посмотрела прямо в глаза Павлу. В это мгновение он увидел Ружену опять такой же, какую встретил впервые там, в Озерках, — красивой, гордой, недоступной. Он готов был до утра стоять и смотреть на нее. Но она засобиралась:

— Ну я пойду.

— А где же вы… Я вчера искал вас и на вокзале, и в гостинице.

— Я в Доме колхозника, в гостинице мест не было. Да я ведь и колхозница, — сказала, и в ее прищуренных глазах опять сверкнул зеленоватый огонек, который снова пошевелил в сердце Павла его тайну.