За горами – горы

Одну большую реку мы пересекли вброд. По берегам копались в земле свиньи, шматы почвы плюхались в воду, и меня охватило иррациональное желание ловить землю руками и вытаскивать обратно на берег. Я потерял счет времени – должно быть, мы идем уже часа четыре. Столько холмов осталось позади, а нам все еще встречаются плоды трудов ПВИЗ. Иногда неодушевленные, такие как школа, построенная силами “Занми Ласанте” для местных горцев, но чаще всего – пациенты. Я уж и со счета сбился, стольких мы повстречали, а на глаза попадаются все новые. Некоторые выглядят вполне бодрыми и приветствуют Фармера по-креольски: “Привет, мой док!” или “Как здоровьице нашего дока?” Другие еще в процессе лечения. Самое сильное впечатление на меня производит девочка, некоторое время назад получившая ожоги лица и груди. Кажется, будто плоть в нижней части ее лица растаяла и затвердела в форме этакой кожистой бороды, прочно прижимающей челюсть и подбородок к груди и плечам – все прочнее по мере того, как девочка растет. Страшен не только ее гротескный вид – через год-два она уже не сможет закрывать рот. Помочь тут может только пластический хирург. Фармер давно старается организовать необходимые операции в Штатах.

– Это bwat, – говорит он.

– Касс уже близко? – спрашиваю я.

– Пока вам лучше не знать, – улыбается Фармер. Он останавливается и показывает на вершину холма вдалеке: – Когда вон тот перевал одолеем, я вам скажу. Хайберский проход. Руби-Ридж. Пардон. “Властелин колец”, Врата Краснорога. Чувствуете, чем пахнет? Это кампеш.

Остатки воды я допил некоторое время назад, и теперь голова немного кружится на ходу. Во рту до того пересохло, что, когда я пытаюсь говорить, получается какое-то карканье.

От Фармера мое состояние не укрылось, и, проходя мимо каждого огорода, он кричит: “Апельсины есть?” В итоге я сижу под деревом, опершись спиной о ствол, и поглощаю один за другим шесть апельсинов. Когда мы наконец добираемся до Касса, построенного из дерева и ржавого железа, коричневого от пыли городка с немощеными дорогами (где, однако, есть рынок), Фармер поит меня кока-колой.

– Выразить не могу, как мне полегчало.

– Гидратация, – поясняет он.

Местный медработник “Занми Ласанте” – босая женщина в платье – провожает нас к дому Альканта. (Фармер дождался, пока она сама нас найдет, не стал спрашивать дорогу у незнакомых местных жителей. “Здесь же Гатландия, нас каждый направил бы куда-нибудь не туда. Год эдак на третий-четвертый это усваиваешь”.) Еще полчаса ходьбы – и мы на ферме, состоящей из просяного поля, навеса для готовки с очагом “три камня” и мазанки из хвороста и глины. Крыша из старой коры бананового дерева, там и тут залатанная тряпьем.

– Алькант! – говорит Фармер. – Как я рад тебя видеть!

– А я как счастлив вас видеть! – отвечает очаровательный мальчишка. Сестрам, высыпавшим из мазанки, он кричит: – Есть еще стулья? Нам нужно побольше стульев!

– Маленький командир, – комментирует Фармер. – Ну такой, такой… – Он умолкает, но улыбается до ушей.

Когда мы пришли, отец Альканта брился – лезвием бритвы перед кусочком цветного стекла вместо зеркала, без воды и мыла. Он завершает процесс. Постепенно вся семья перемещается из дома во двор, и мне вспоминается стандартная цирковая практика, когда из маленького вагончика выходит бесконечная вереница людей. Размеры хижины – навскидку футов десять на двадцать, а обитателей ее я насчитал десять душ. Фармер разглядывает мазанку.

– Думаю, в инспекции жилого помещения нет нужды. – Он присматривается внимательнее. – По десятибалльной шкале это единица.

Далее следует долгая беседа, из которой Фармер успевает делать для меня разные поучительные выводы. Из всех случаев ТБ в семье только отцовский поддавался выявлению по анализу мокроты. То есть только у отца туберкулез был легочный и заразный – единственный эпидемиологически значимый случай и единственная форма болезни, которой занимается DOTS.

– Вот вам полный дом туберкулезников, а согласно системе DOTS больной здесь всего один, – говорит Фармер. – У остальных внелегочные формы, а они не считаются. Это убивает, но не считается, ага. – На мгновение он переносится мыслями в Перу: – Мы вовсе не хотели отменить las normas. Хотели только расширить их и добавить им гибкости.

Не обходится, конечно, и без социополитического урока:

– Взгляните на семью Альканта. Все живы, детишки шустрые, умные, а отец не может ходить. И они попросту не справляются. Это, черт подери, нечестно. Много лет назад одна женщина мне сказала: “Ты что, не способен понимать сложное?” Это стало для меня откровением. Неужели надо наказывать людей за то, что они верят, будто ТБ наводится ворожбой? Как один парень из нашей же команды – обещал помочь мне в местном городке с проектом по водоснабжению, но только если жители убедительно докажут, что оно им надо. А если бы ко мне подходили с такой меркой в детстве, когда я еще не знал, что в воде бывают микроорганизмы, от которых люди болеют?

“Соскок” он завершает словами: