“Эти походы к больным – лучшее, что делает Пол, – считает Офелия. – Нужно верить, что малые поступки имеют значение, что они складываются в нечто большое”. Сегодня Фармер упоминал, что привлек людей к “долгой борьбе, обреченной на поражение”. Их количество впечатляет. Это священники и монахини, профессора и секретари, предприниматели и благочестивые дамы, крестьяне, такие как Ти Жан, а кроме того, десятки врачей и студентов-медиков, добровольно отправившихся работать в Канжи, в Сибирь, в трущобные районы Лимы. Кто-то из врачей и студентов трудится бесплатно, кому-то платят гораздо меньше, чем платили бы в других местах, кто-то сам добывает гранты, из которых получает зарплату. Однажды я слышал от Фармера, что он надеется дожить до того дня, когда одно его появление будет приносить пользу. По-моему, это время уже настало. Немало его начинаний теперь функционируют и без него – в Роксбери, в Томске, в Перу, а какую-то часть года и в Гаити тоже. И именно от него разошлись по миру новые, нетрадиционные представления о том, что возможно и что имеет смысл в области медицины и здравоохранения. Они все еще расходятся от него, словно рябь по глади пруда.
Каким образом один незаурядно талантливый человек заставляет весь мир к себе прислушаться? Полагаю, в случае Фармера ответ кроется в кажущемся безумии, в откровенной непрактичности доброй половины его занятий, включая пеший поход в Касс.
Нам еще предстоит обратный путь в “Занми Ласанте”. Когда мы наконец прощаемся с семьей Альканта, солнце уже садится. Над холмами, через которые мы сегодня перебирались, клубятся серые облака.
– Уходящее на запад солнце упрекает нас, – произносит Фармер.
Они с Ти Жаном совещаются. Решают, что в темноте, без фонарика, не стоит нам возвращаться тем же путем, каким мы пришли: через реки, по крутым тропинкам. То есть подразумевается, что я, по их мнению, не справлюсь. И слава богу, что они так думают, пусть это и нелестно. В сумерках мы снова подходим к центру Касса. По немощеной дороге проезжает старик на лошади, затем молодой парень на мотоцикле – его Фармер останавливает. Он спрашивает мотоциклиста, не подвезет ли тот одного из нас, фармацевта, до Канжи. Парень говорит, что подвезет за сто долларов.
– Как тебя зовут? – спрашивает Фармер по-креольски.
– Джеки, – отвечает парень. Потом интересуется: – А вы Докте Поль?
– Да. Мы понимаем, что твой мотоцикл потребляет бензин, и возместим расход. Мы принесли немного денег одной местной семье. Они живут в нищете – в отличие от тебя, Джеки. А если ты заболеешь, я не потребую с тебя сто долларов.
Вокруг нас уже собрались любопытствующие, и теперь все смеются, в том числе и сам Джеки. Дело улажено. Фармацевт вернется в Канжи на мотоцикле с Джеки и пришлет пикап за Фармером, Ти Жаном и мной. Фармер даже не вспотел за долгие часы ходьбы, и теперь ему хочется еще прогуляться. (“Все считают, будто у меня слабое здоровье, – говорит он мне. – А на самом деле? Я здоров как лошадь!”) Так что мы не станем дожидаться машины в Кассе, а пойдем по грунтовой дороге, ведущей в Томонд, которой водителю в любом случае не миновать.
В сгущающихся сумерках мы неторопливо удаляемся от городка. Воздух уже не раскаленный, а просто теплый. Зимними ночами в северных краях я буду вспоминать этот воздух и думать, что он мне, наверное, приснился. Вскоре небосклон усеивают звезды. Поскольку на много миль вокруг нет ни одной электрической лампы, они сияют так ярко, что, кажется, даже немножко освещают дорогу.
– Как хорошо, – говорит мне Фармер. – Можно отдохнуть от клиники, от самолетов. Понимаю, что вы устали, но я предпочитаю ходить пешком, в самых разных смыслах.
От него исходит ощущение уюта. Как будто мы трое мальчишек, сбежавших из дому после отбоя, и можем откровенно болтать о чем заблагорассудится – но это необязательно. Я затягиваю строчку из армейского марша:
– У тебя был хороший дом, но ты ушел.
– У тебя был славный автобус, но ты ушел, – подпевает Фармер.
В ночи кричат петухи. Порой раздается собачий лай. Потом до нас доносится странный звук, как будто что-то скребет по дороге. Звук приближается.
– Что это? – спрашивает Фармер у Ти Жана.
–
Дословный перевод: “собственное дело”. То есть “что надо”. Не спрашивай. Через мгновение уже можно различить темные силуэты двух мужчин, волокущих какой-то хлам по направлению к Кассу. Фармер повторяет свой вопрос, и Ти Жан отвечает довольно резко:
–
Дословно: “собственная задница”. То есть он велит Фармеру заткнуться и не совать нос не в свое дело. Минуту спустя мимо нас в звездном свете проезжает еще один темный силуэт, на скрипучем старом велосипеде.