За горным туманом

— Ах, но это так. Она думала, что если твоя новобрачная умрет, ты будешь свободен, чтобы жениться на ней. Она была странная, хотя она была моей дочерью. Были случаи, когда даже я удивлялся темным вещам, которые были у нее на сердце. Но он привел ее к нам прошлой ночью, и при луне она призналась. У нас не было выбора, кроме как поступить с честью, которую мы должны отдать всем… вовлеченным сторонам.

И теперь процессия двигалась к морю, и каждый мужчина, женщина и ребенок несли белые рябиновые кресты, вырезанные и перевязанные и украшенные блестящими голубыми рунами.

— Что это за вид крестов, Рушка? — спросил Хок. За все свое время, проведенное с этими людьми, он никогда раньше не видел таких.

Рушка застыл.

— Один из наших ритуалов при такой смерти.

— Рушка…

— Я беспокоюсь о вас, как о родном, Хок. — отрывисто сказал Рушка.

Хок стоял в ошеломленном молчании. Рушка редко говорил о своих чувствах.

— Многие годы вы открывал свои двери для моего народа. Вы делали это со щедростью, принимали нас с достоинством и не выказывали осуждения, даже при том, что наши обычаи отличны от ваших. Вы праздновали с нами и позволяли нам быть теми, кто мы есть. — Рушка сделал паузу и слабо улыбнулся. — Вы — редкий человек, Хок. По этой причине я должен сказать все это, и рискнуть проклятием для моего народа. Остерегайтесь. Завеса тонка и время и место слишком близки здесь. Остерегайтесь, потому что кажется, что вы каким-то образом окажитесь посредине всего этого. Оберегайте с большой заботой тех, кого вы любите, и что бы вы не делали, не оставляйте их одних надолго. Безопаснее действовать сообща, когда это нависло над нами…

— Когда что нависло над нами, Рушка? Будь определеннее! Как я могу сражаться с чем-то, чего я не понимаю?

— Я не могу сказать больше, мой друг. Только это: до праздника Благословенных Усопших, находитесь ближе, как можно ближе к тем, кого вы любите. И далеко, как можно дальше от тех, кому вы не доверяете.

— Нет. — Рушка поднял руку, чтобы остановить Хока, как только он открыл рот, чтобы потребовать более полного ответа. — Если вы беспокоитесь о моем народе, вы не навестите нас больше до того, как мы не будем праздновать священный Самайн. Ох, — добавил Рушка, почти машинально, — старая женщина просила сказать вам, что черная королева — не то, чем она казалась. Это имеет какое-то значение для вас?

Единственная черная королева, о которой он вспомнил, была теперь рассыпанной золой в кузнице. Хок покачал головой. Старая женщина была их предсказателем, и ее ясновидение вселяло страх в Хока, когда он был молод.

— Нет. Она сказал что-нибудь еще?

— Только то, что тебе понадобится это. — Рушка протянул ему пакет, перевязанный кожаным шнурком. — Припарки из ромашки, за которыми вы пришли. — Он снова повернулся к процессии. — Я должен идти. Я должен возглавить шествие к морю. Остерегайся, и охраняй ее хорошо, друг. Я надеюсь увидеть тебя и тех, кого ты любишь на празднование Самайна.

Хок молча смотрел, как Рушка присоединился к похоронному шествию своей дочери.

Когда один из цыган предает законы, по которым они живут, он или она наказываются своим собственным племенем. Это тесно сплоченное сообщество. Они могут быть дикими, и либерально мыслящими в отношении многих в отношении многих вещей. Но существовали законы, по которым они жили, и над этими законами никогда не насмехались.

Эсмеральда проигнорировала один из самых важных законов — тем, кто дает приют цыганам, нельзя причинять вред ни в каком виде. Пытаясь убить жену Хока, она сделала попытку причинить вред самому Лэрду Далкита. Но тут было что-то еще, Хок мог это ощущать. Что-то, что Рушка не сказал ему. Что-то другое, что сделала Эсмеральда, что внесло раздор в ее народ.

Пока Хок смотрел на процессию, извивающуюся по направлению к морю, он прошептал цыганское благословление для дочери своего друга.

Расслабленно присев возле огня, Хок развязал повязку и очистил свою раненую руку водой и виски. Осторожно развязал кожаный мешочек и с любопытством рассмотрел ассортимент закупоренных бутылочек, которые выпали наружу. Он подобрал припарки и отложил их в сторону, перебирая все остальные.

Что же на самом деле видела провидица? — мрачно удивился он. Потому что она дала ему два других снадобья, одно из которых он поклялся никогда больше не использовать.

Хок фыркнул. Одно из них было афродизиаком, который он пользовался в дни своей молодости. Это не слишком сильно волновало его. А то, что он презирал, было снадобьем, которое было создано, чтобы мужчина мог долго оставаться в беспристрастном состоянии сексуального возбуждения.

Он повернул бутылку с ядовито-зеленой жидкостью так и эдак, наблюдая, как солнце отражается от граней прямоугольной запечатанной бутылки. В его сознании всплыли тени, и некоторое время они открыто насмехались над ним, до тех пор, пока его упрямая воля не отправила их обратно в ад. Он быстро наложил припарку, которая уменьшила боль, и ускорит выздоровление. Через две недели его рука будет в порядке.