За границами снов

Двенадцатое утро мая
Бесцеремонно улыбнулось,
Голодным гамом заполняя
Зевки не выспавшихся улиц.

Так много воздуха и света

В объятьях призрачной истомы,
Так сладко предвкушенье лета,
Что выйти хочется из дома,

Где все промозгло, и обрыдла

Тоска каминного уюта,
Заплесневевшее повидло,
Преданья пледов пресловутых.

Свежи миндалевые дали,

И долы мятные мятежны,
Прохладны вздохи Цинандали —
Пусть этот завтрак будет грешным,

Веранду солнечно обрызгав:

Поджаристые хлебцы с тмином,
Упругий белый кубик брынзы,
Зеленый чай, пары жасмина;

Дрожащее желе рассвета,

Иных пленившее немало,
Не вдохновило лишь поэта,
Сопящего под одеялом.

Заламинирую любовь

Заламинирую любовь
И стану ею любоваться.
И можно будет не бояться
Пролить печали горький кофе,

Замять в кармане уголки —

Под пленкой полиэтилена
Ей море быта по колено.
Пусть не поглажены шнурки

И грудь вареньем не натерта.

Ей можно будет резать торты
И отскребать, как старый клей,
Тугую жвачку серых дней;

Используя ее как шпатель,

Все щели так законопатить,
Чтоб не просачивалась в грудь
Обид густая баламуть;

Легко, хвастливо и небрежно

Носить на лацкане, как бейджик.
Одев в прозрачную броню,
Ее надолго сохраню.

Заламинирую любовь…

Глаза-хамелеоны

У тебя глаза-хамелеоны —
Есть такой в природе дивный цвет.
Шелестят в них солнечные клены,
Излучая ультрафиолет;

Словно ей на небе места мало,

Мало глубины семи морей, —
В ободками сжатые порталы
Рвется синь хрустальных сентябрей;

Осторожность сумерек февральских,

Иней с можжевеловых ресниц,
Незажженность палочек бенгальских,
Голод ста беременных волчиц.

У тебя глаза-хамелеоны —

Иссиня-серебряный ментол.
Только он сегодня запыленный
Солью слез, уроненных в подол.

Мой ласковый и нежный День

Отражена будильника нападка,
И отделяет на мгновение меня
Лишь тоненькая кожаная складка
От только что родившегося Дня.

Он просит ласки, требует заботы,

Скулит и ставит лапы на кровать.
Да, делать нечего: пусть неохота,
Но мне придется все ж его начать.

Уж как он рад! Бежит за мной на кухню,

Подлизываясь чашкой кофейка,
Несет в зубах поношенные туфли
Без задников, с опушкой по бокам.

Он терпеливо ждет за дверью ванной,

Когда я окончательно взбодрюсь,
Лицом, душой и телом чище стану
И наконец вплотную им займусь.

Я в коридор, а он за мною следом,

Когтями исцарапал весь порог:
Мол, нам пора за молоком и хлебом,
Накинь скорей, хозяйка, поводок!

И так до вечера: то это, то другое,

То покорми, то уши почеши.
Ох, и умаялась я за день, День, с тобою.
Когда же ты закончишься, скажи!

На антресоли