Надо записи привести в порядок. О, сколько пропущено! Да, это я уже не наверстаю. Ладно, смотрим дальше…
Опять черная полоса на глазах, – что тут не так? Снова сбилась с пути?
А как бы я узнала, что там? Если бы не заглянула, – не нашла что искала. Теперь пойду в другую сторону.
И снова каверзные вопросики – крестики-нолики, кто выиграл? Точно не я.
Зато теперь есть время подумать, просчитать варианты, сделать пометки на карте жизни.
В стоп-кадре недалекое прошлое, но неловкое. Опять промашка вышла – еще один пунктик для кризиса.
Самое время помолчать и подумать – кризис же.
4. Лихо
– Почем сейчас фунт Лиха?
– Не знаете! Вы, что же, его не покупаете?
– Он к вам сам приходит?
– Ко мне тоже заходит без приглашения и требует угощения к разговору по душам.
– А чем его угощать, – я не знаю.
– Спрашиваю: «Чего хочешь», он не отвечает, только в упор газами стреляет так, что неловко делается.
– Как выглядит, какого рода и возраста?..
– Фиг его знает! Он что-то среднее между им и ей, крупный такой, в тельняшке – не ВДВэшной, – поинтересней. Возраста скорей зрелого, но не старого. Хотя кто его разберет? – Небритый, вроде умытый, а вообще скрытный, но глазастый.
– Какого цвета глаза не скажу, но бедовые, чертовские и сильно беспокойные.
– Да, он еще был в бейсболке и с рюкзаком.
– Чего в рюкзаке? – Я не спрашивала, неудобно было.
– Ну что может быть в рюкзаке у Лиха?..
– Лихинята, наверное!
– Только их еще не хватало – балбесят этих, тут от одного не знаешь куда деваться, а он глазищами сверлит, у меня аж голос пропал.
– Где последний раз встретила?
– На площади Московского вокзала под проливным дождем.
Разглядывая себя
По прошествии трех дней после беззаботного красования в свете неоновых фонарей Снег выворачивает себя наизнанку. Долго разглядывая со стороны свою посеревшую нательную рубашку и пижамные штаны – внимательно, без спешки, не обращая внимания на прохожих, полностью уйдя в себя, раздумывает… Стоит ли затевать стирку или еще несколько дней подождать до банного дня, подсобрав еще барахлишка?
Задвинув чистоплюйство в заставленный нужными и не очень вещами угол, напялив на ноги домашние валеночки и поудобней разлегшись на стареньком диване, он думает… Переключая мысли с одного объекта на другой, задерживая взгляд на копающемся в мусорном контейнере – рядом с его диваном – бомже, который на него не обращает совсем никакого внимания, думая только о том, что вот и наступила, черт бы ее побрал, холодная зима, а он одет кое в чем и кое-как обут, что жить становится трудней и невыносимей в эту самую зиму. Ни раздеться лишний раз, ни залезть в речку, чтобы хоть ноги помыть, да и руки тоже…
И при чем тут Пушкин со своим распрекраснейшим: «Мороз и солнце, день чудесный…» Тут слякоть вечная донельзя, с песком поганым с реагентом, – изгадили всю чистоту, и воротник давно не свежий, забыл крахмальный запах нежный, а скоро грянет Новый год с пахучей елочкой зеленой, дней через десять – подзаборной, и в голове – похмельный раж…
Два несчастных создания страдают каждый о своем, а в конечном итоге об одном – помыться, постираться, мечтая посидеть в ванной с ароматизированной пеной и солью, подремывая и получая удовольствия от нахлынувших чувств…
Давно не лежали в ванной, расслабившись…
Космонавт
В регистратуре: «Дайте карточку на комиссию».
– Полис. Идите и ждите.
Вдоль стен стулья заполнены людьми, пришедшими на комиссию (ВЭК), – такими же, как я. Все ждут.
– Зайцев, Прохиндеев, Матюковский, Опупеев, Скандалина, Подзатылкина, Рубахеев, Оралова, Палкина, – вызывает медсестра каждые пять минут. После часового сидения под дверями кабинета народ оживляется.
– Палкина, вы же недавно проходили…
– Да проходила, только к основной профессии приписали еще одну. Теперь после стирки белья и уборки, когда локомотивные бригады будут отдыхать, я пойду гайки в вагонах закручивать или откручивать, как получится.
Каменное лицо медсестры немного смягчается.
– Идите к гинекологу, – и, всучив мне кипу бумаг, добавляет – без очереди. Анализы вам не сдавать, а врачей всех проходить заново.
– Что ж, – тяжело вздыхаю я, – проходить так проходить. – Голова кружится после бессонных рабочих ночей. Не заснуть бы где-нибудь.
Врач читает распечатанные бумаги, наморщив лоб, запускает в работу компьютер, задает вопросы и вносит ответы. Без компьютера ни шагу. А если свет вырубят? – Все, работа закончилась, простой перекроет все заслуги перед пациентами.
– Сходите в другое здание, пусть вам старшая сестра из лаборатории выставит результаты анализов.
Старшая сестра лаборатории – приятная женщина пенсионного возраста, невысокого роста, среднего телосложения и, в целом, средней внешности, выслушав мою просьбу, с моего же паспорта пациента, выданного мне на руки две недели назад, вносит своей рукой данные, подписываясь под каждым показателем, и, почесав авторучкой затылок, смеется: «Это ж надо, из компьютера – в компьютер через бумажку. Сумасшедший дом!» «Она, наверно, только после отпуска, – думаю я про себя, – и вообще – позитивная, приятная женщина».