За границей льдов (ЛП)

Макферлейн схватил чемодан и, обуреваемый яростью, поднявшись по лестнице, вышел на улицу. Но резкий яркий свет ошеломил его, и он почувствовал, как его ярость утихает. Черт побери, ему нужны были метеориты, которые он оставил валяться на полу — это были его лучшие экземпляры. У него даже не было денег, чтобы купить чашку кофе. Он почувствовал внезапный ошеломляющий стыд за свой срыв. Калп не занимался благотворительностью и, как дилер, был прав. Где-то в глубине души Макферлейн знал это: метеориты, которые он принес, не были примечательными ничем. Поездка в Россию потерпела полный крах — другие охотники за метеоритами уже забрали хороший материал, а он скупил дерьмо, которое все остальные отвергли. Джо помогал ему и раньше, подкидывал ему деньжат, финансировал его поездки… Он должен ему пять тысяч долларов, а Джо даже не заикнулся об этом.

После долгого, нестерпимого колебания Макферлейн повернулся и зашагал обратно в магазин. Джо как раз положил последний метеорит обратно в его коробку из-под обуви и молча передал ее Макферлейну.

— Джо, мне действительно очень жаль, я не знаю, что на меня нашло…

— Сэм, я твой друг. И я думаю, тебе нужна помощь.

— Я знаю. У меня сейчас в голове полный бардак.

— Тебе сегодня есть, где переночевать?

— Да, все в порядке, не беспокойся.

Макферлейн положил коробку с образчиками обратно в свой чемодан, застегнул молнию и уже второй раз потащил его вверх по лестнице, пробормотав напоследок слова прощания. Снова оказавшись на улице, он задался вопросом, где ему раздобыть денег за еду и ночлег. Может быть, ему опять переночевать в Кафедральном парке?

Он почувствовал вибрацию и понял, что это звонит его телефон. Он вытащил мобильник, задаваясь вопросом, кто же это мог быть. Ему уже несколько дней никто не звонил.

На экране маячил вызывающий абонент «ДИРБОРН-ПАРК». Что, черт побери, это за место?

— Слушаю?

— Это доктор Самуэль Макферлейн? — раздался голос на другом конце.

— Да.

— Пожалуйста, оставайтесь на связи. Здесь кое-кто хотел бы с вами поговорить.

20

Вечернее солнце освещало палубу исследовательского судна «Батавия», создавая игру золотых лучей и теней. Айсберг, дрейфующий мимо корабля, тоже оказался подсвечен сзади заходящим солнцем, его края сверкали переливами бирюзы и золота. Поверхность океана напоминала отполированный лист металла, а воздух был совершенно неподвижен. Гидеон невольно представил себе, как этим зрелищем восхитилась бы Алекс, и осознание этого оказалось болезненным, словно резкий удар под дых. Пожелав сменить обстановку, он вышел через двойные двери и попал в освещенный лампами дневного света полумрак ангара субмарин.

Весь экипаж корабля собрался в пещерообразном ангаре, непривычно пустом. Два глубоководных аппарата с утреннего погружения все еще находились на палубе для обслуживания, а вот третий, как это ни печально, был потерян окончательно. Ангар был выбран потому, что конференц-зал не был достаточно велик, чтобы вместить всех желающих.

На этот раз без всяких просьб Гидеон занял позицию рядом с Глинном и Гарзой, стоявших лицом к собравшимся. Стояла полная тишина, но атмосфера была совсем не спокойной: воздух буквально искрил от напряжения. Сам Гидеон все еще пребывал в шоке и никак не мог на эмоциональном уровне обработать то, что произошло, хотя разумом он понимал это уж слишком ужасающе ясно. Он осмотрел море лиц, сердито взглянув на Леннарт, которая прервала его попытки спасти Алекс. Старший офицер стояла рядом с капитаном Талли, начальником службы безопасности и группой остальных старших офицеров — при этом все они смотрели рассеянными взглядами в никуда. Умом Гидеон понимал, что она сделала все правильно — его действия были импульсивными, самоубийственными, но он все же чувствовал бессильную ярость, смешанную с горем.

Рядом с ним стоял застывший Глинн, недвижимый словно истукан. По слухам, ходящим среди офицеров, у него, видимо, случился нервный срыв в Центре управления миссией, когда он увидел на записи капитана Бриттон. Поэтому, в то время как произошел несчастный случай, он находился внизу, в медицинском отсеке. Но он быстро оправился и теперь выглядел нормально — вернее, нормально для него — на его лице маячила привычная бесстрастная маска. Он был одет в брюки-хаки и бежевую рубашку с коротким рукавом, а над его серыми глазами лежал ровный лоб без единой тревожной морщинки.

Гидеон взглянул на часы: ровно пять вечера. Как обычно, Глинн начал совещание с точностью до секунды.

— Я хочу извиниться за свою временную недееспособность, — сказал он, прохладным безликим голосом.

Это было встречено гробовым молчанием.

— Но самое важное: я безмерно сожалею о том, что случилось с Алекс Лиспенард. Я знаю, что вы все любили и уважали ее, и что вы все разделяете мое горе. Это трагедия для корабля и для всей миссии в целом. Но сейчас самое лучшее, чем мы можем почтить ее память, это продолжить нашу работу.

Очередная порция тишины.